импортировать свою обычную квоту. 19-го — последняя встреча с Никитой Хрущевым и 23-го возвращение на Кубу, чтобы объявить, что Германия вложит десять миллионов долларов в нефтяные изыскания и остров продает сахар Корее и Вьетнаму.
Его экономические обязанности не могут заставить замолчать в нем теоретика. В это время он высказывает свои идеи о Кубинской революции:
«Говоря конкретно об этой Революции, мы должны подчеркнуть, что ее основные действующие лица не были теоретиками, но что они все же не игнорировали великие социальные феномены и содержание законов, которые ими управляют (…).
Когда нас спрашивают, марксисты мы или нет, наша позиция такая, какой она была бы у физика, если бы у него спросили, ньютоновец ли он, или у биолога — не пастеровец ли он. Есть истины, которые так прочны в сознании народов, что об этом нет необходимости спорить. Нужно быть марксистом с такой же естественностью, как ньютоновцем в физике или пастеровцем в биологии, полагая, что если новые факты определят новые концепции, тем не менее никогда не оставят в стороне прошлое. Таков, например, случай с эйнштейновской теорией относительности или даже с квантовой теорией Планка по отношению к открытиям Ньютона. Они не отнимают ничего у величия английского ученого. Благодаря Ньютону физика смогла развиться до достижения новых концепций пространства. Английский ученый был необходимым звеном.
Маркса-мыслителя, аналитика социальных доктрин и капиталистической системы, в которой он жил, можно обвинить в некоторых неточностях. Мы, латиноамериканцы, можем, например, быть не согласны с его интерпретацией Боливара или с анализом мексиканцев, который он дает с Энгельсом, основываясь на некоторых теориях о расе н национальности, сегодня неприемлемых. Но великие люди, которые открывают светлые истины, случается, тоже делают ошибки, которые только подтверждают, что ничто человеческое им не чуждо…
Заслуга Маркса в том, что он в истории социальной мысли быстро произвел качественное изменение. Он интерпретирует историю, понимая ее динамику, предвидя будущее, но в добавление к предвидению там, где его научный долг должен был бы его остановить, он использует революционную концепцию: «Не нужно только объяснять природу, необходимо ее переделывать». Человек должен прекратить быть рабом или инструментом своей среды обитания, он должен превратиться в созидателя своей собственной судьбы. В этот момент Маркс начинает попадать в такое положение, когда он портит настроение всем тем, у кого есть собственный интерес удержать на месте прошлое. Как это произошло с Демосфеном, труды которого были сожжены самим Платоном и его учениками, идеологами афинской рабовладельческой аристократии.
Начиная с революционера Маркса, формируется политическое движение с конкретными идеями, которое опирается на гигантов, Маркса и Энгельса, и развивается последовательными этапами такими личностями, как Ленин, Мао Цзэдун, новые советские руководители, создавшие основу доктрин и пример для подражания. Кубинская революция взяла Маркса того периода, когда он оставляет науку, чтобы взяться за революционное оружие (…).
Мы, практики революции, просто следуя законам, предвиденным Марксом, и его путем сопротивления, начали бороться против старой структуры власти. Опираясь на народ, чтобы разрушить эту структуру, беря, как основу нашей борьбы, счастье народа, мы просто сообразовываемся с предвидением Маркса-ученого. Сказать это, значит еще раз подчеркнуть, что законы марксизма представлены в событиях кубинской Революции — вне зависимости от того, исповедуют или нет, знают или нет хорошо, с теоретической точки зрения, эти законы ее лидеры (…).
Люди, которые прибыли в Гавану после жаркой борьбы в Сьерре и на равнинах Ориенте, на равнинах Камагуэй и горах Эскамбрей, на равнинах и в горах Лас-Виллас, идеологически не те самые, которые высадились на пляжах Лас-Колорадас, кто вступил в действие с первых часов борьбы. Презрение к крестьянам превращается в любовь и уважение за их добродетель, полное незнание жизни в полях превратилось в полное знание нужд наших гуахиро. Заигрывание со статистикой и теорией уступило место решительному вступлению в практику».
24 февраля 1961 года в добавление к другим функциям Че получает портфель министра промышленности. В это время он поселяется с Алейдой в 772-м доме по Сорок седьмой авеню в Нуове- Ведадо, раньше буржуазном квартале, и сюда же он распоряжается перевезти библиотеку. Две тысячи книг, расставленных на пяти стеллажах, которые простираются по всей длине стены. И, венчая ансамбль, — бюст Симона Боливара. Вверху находятся книги по марксистской философии, Ленин, Сталин, произведения по истории кубинской нации. Затем, ниже, Троцкий, Гароди («Свобода»), Мао и Китай, Кубинская революция прошлого века. Еще ниже политические персоналии и литература о Латинской Америке. Внизу книги по физике и математике соседствуют с Роменом Ролланом и французской поэзией Макса Поль-Фуше, биографией Магеллана, Эраума, Фуше, Людовика XIV и Боливара. Другие произведения сбоку от его стола около кресла из белой кожи: «Плохая участь Черной Африки» Рене Дюмона, «Сражение при Дьен Вьен Фа» Жюля Роя, «Советская номенклатура» Герберта Маркузе. Прямо на столе около бомбильи для мате объемистая книга поэзии Неруды с автографом соседствует с дорогим ему «Мартином Феро» Хосе Эрнандеса. Тут все разнообразие, все многочисленные грани Че.
В соседнем доме, который стоит на углу улиц Ко-нилл и Тулиран, и сегодня живет человек с птичьим профилем, Рафаэль Эрнандо, «Фело». Он входил в военный пост, установленный тут между 1961 и 1965 годами, чтобы обеспечивать ведение хозяйства Че, ему приходилось даже гулять с детьми.
«Я каждый месяц, — вспоминает он, — приходил в Министерство Армий за его зарплатой в четыреста сорок песо[26], которые отдавал Алейде. Будучи министром, он мог получать больше, но он отказался. После платы за квартиру сто песо, шестидесяти — за голубую импалу, которую он купил в кредит, за телефон — он часто звонил далеко, за свет, электричество, оставалось не так уж много Алейде для похода на базар. Че совсем не хотел под предлогом того, что он был распорядителем денег страны, иметь их больше, чем другие. Его гардероб был почти бедным, только несколько военных форм. Чтобы освободиться от подавленного состояния, он шел пострелять в тир и, возвращаясь, играл с детьми, прежде чем выйти со своими собаками Мураллой, огромным черным псом, помесью с немецкой овчаркой, и Сокорро, с которыми он иногда делил свой обед…»
В это время Вашингтон готовит нападение на маленького строптивого соседа, который действует ему на нервы. 15 апреля два бомбардировщика В-26 нападают на аэродромы Суидад Либертад и Сантьяго, чтобы совершить диверсию. 16-го Эрнесто обращается с речью к милиции провинций Пинар дель Рио и психологически готовит их к сражению.
На следующий день, 17-го, попытка высадки происходит не в Сантьяго на востоке, не в Пинар дель Рио на северо-западе, а прямо под брюхом Зеленого Каймана, не так далеко от его головы, Гаваны. В Плая Ларга и в Плая Хирон в бухте Кошон высаживается отряд в полторы тысячи нападающих кубинской национальности, проамериканцев, решивших отобрать остров у Фиделя Кастро. Они прибывают с Майами, с островов Вик около Пуэрто-Рико, Пуэрто-Кабесас Никарагуа, есть также воздушно-десантные отряды, тоже из Пуэрто-Кабесас. Попытка, заранее подготовленная Эйзенхауэром и выполняемая новым президентом Джоном Кеннеди, проваливается. Они вязнут в топях морских берегов, и большая часть людей захвачена в плен.
Фидель предлагает хитрый торг: он вернет пленных, если американцы направят ему пятьсот больших гусеничных тракторов, чтобы выкорчевать кубинские джунгли. Американцы должны возместить убытки стране, на которую напали. Антикастровцы Флориды активизируются для создания Комитета тракторов для свободы, но Белый дом остается нем. Проходят месяцы, но не видно никакого решения. Комитет тракторов распущен, а пленные переведены в Кастильо дель Принсипе, крепость рядом с Гаваной.
Начнется процесс над 1190 продажными предателями своей Родины. Вердикт: все виновны и приговорены к тридцати годам тюрьмы. Или выкуп: в общей сложности 62 миллиона долларов, сумма такая весомая, что она подавляет пленных. При посредничестве Берты Барет-то адвокат Джеймс Б. Донаван — известный по участию в Нюрнбергском процессе — входит в контакт с Фиделем Кастро. Он заставляет его согласиться с идеей, что компенсация могла бы быть урегулирована в форме поставок продуктов питания и фармацевтической продукции, даже в долларах. В это вмешивается Роберт Кеннеди и в течение декабря над эгидой Красного Креста начинаются первые поставки фармацевтической продукции. 23 декабря 1961
