территории. В течение 1992-93 гг. ВС РА получили 154 танка, 44 БТР, 225 БМП, 179 артсистем, 82 миномета, 6 самолетов, 19 вертолетов. В распоряжение МО Армении перешли 300 вагонов боеприпасов из 500, имеющихся на ее территории.
Азербайджан уже к июню 1992 г. получил вооружение всех четырех дивизий 4-й армии и вооружение Каспийской флотилии. Всего: танков — 330, БТР — 350, БМП — 420, артсистем — 330, минометов — 250, самолетов — 53, вертолетов — 37. Кроме того, в мае 1993 года Азербайджан дополнительно получил 105 бронемашин, 42 артиллерийские установки — вооружение 104-й ВДД. В распоряжение МО Азербайджана перешли 11000 вагонов боеприпасов, имеющихся на его территории.
Начало формирования подразделений ВВС Армении было положено летом 1993 года. Впоследствии армянские авиационные подразделения принимали участие в ряде учений и были удостоены высокой оценки присутствующих военных экспертов.
В вопросе подготовки кадров на первом этапе военного строительства Армения испытывала определенные проблемы, связанные с тем, что на территории страны, в отличие от других стран Содружества, не было ни одного высшего военного учебного заведения. В то же время в рядах вооруженных сил бывшего СССР служило немало офицеров-армян. По утверждению некоторых источников их число уступало только русским, украинцам и белорусам. Однако лишь небольшая часть из них (5–7 % от общего числа) отозвалась на призыв руководства Армении 1992 года вернуться в республику и принять активное участие в строительстве вооруженных сил. Такая пассивность объясняется в основном тяжелым экономическим положением Армении и неспособностью ее властей быстро решить многие бытовые и социальные вопросы для приглашенных. На первом этапе кадровые проблемы офицерского состава были решены призывом на действительную военную службу резервистов и даже отставников, отправленных в запас 5-10 (иногда даже 15) лет назад. В дальнейшем, в течение 1993–1994 годов, на территории страны была создана собственная система подготовки кадров, которая включает: военную школу-лицей, летно- техническое училище, годичные офицерские курсы (для лиц с высшим образованием), Высшее многопрофильное военное училище-институт имени Вазгена Саркисяна и учебные подразделения в войсках. Офицерские кадры для национальной армии проходят обучение также в высших военных учебных заведениях России и Греции.
3. ИМИТАТОРЫ
Как и предполагалось, полеты в Армению оказались разминкой перед большой операцией. Уже на следующие сутки после возвращения из Ленинакана меня вызвал к себе генерал Михайлов:
— Майор Кошкин, готовь людей и технику. Через три дня вылетаешь. Со своей эскадрильей.
— Вас понял, товарищ генерал!
— Куда именно летишь, скажу перед вылетом. А пока готовь карты Грузии.
— Грузии?
— Скажу точнее — Абхазии. Все ясно?
— Так точно!
В принципе, откровением для меня эти слова командующего не стали — в Грузии к тому времени, к январю 1993 года, война шла уже несколько месяцев.
Неизвестно только было, где мы сможем базироваться, где найдется исправный аэродром для наших штурмовиков. Абхазов к тому времени здорово прижали грузинские части, пал не только Сухуми, но и многие другие города, так что нашим командованием рассматривались варианты даже с базированием на приграничной с Россией территории. Но потом выяснилось, что за Гудауту абхазы зацепились и держатся там из последних сил. Вот эту точку в качестве базы нам и дали.
Собственно штурмовиков в Моздоке у нас оставалось еще много, даже после передачи Армении восьми машин еще два десятка Су-25 были готовы к работе. А вот летчиков у меня оказалось много меньше — всего я подготовил десять человек. Однако шесть из них, когда узнали, что летим воевать на реальную войну, а не в игрушки играться, как в Ингушетии, струсили.
Впрочем, мне их было не очень жалко — это были инструкторы училища, «шкрабы», как мы их называли, они воевать не любили, не умели, и толку от них в серьезном деле все равно бы не было. Да и учиться они ленились, приходилось буквально силком гонять их на полигон, отрабатывать взаимодействие и прочее. В общем, струсили, и молодцы — без них обойдемся.
Зато пришли ко мне молодые лейтенанты — трое из училища, трое из строевой части.
К сожалению, они все были приняты не в штат, а на временную работу. То есть не могли мы их взять в штат, ведь штатные места были заняты теми самыми трусами, что отказались воевать. Поэтому этих лейтенантов на свой страх и риск командование полка своим приказом просто прикомандировало к моей эскадрилье.
Прилетели в Гудауту уже под вечер. Я шел старшим всей летной группы из восьми самолетов, поэтому летел первым.
И вот выхожу я из самолета, а тут как раз подлетает последний, восьмой штурмовик, спарка. На спарке зачем-то мне прислали известного пилота, Героя Советского Союза Владислава Гончаренко. А пассажиром у него летел подполковник Кири.
И вот прилетают они, такие красивые в сумерках, на ВВП стоит заместитель командующего ВДВ генерал Сорока, рядом стоит командующий генерал Михайлов.
Я докладываю генералам о прибытии эскадрильи, они, как водится, спрашивают — как долетели, все ли нормально. Отвечаю, что все нормально.
А тут заруливает наша спарка поближе к боксам и на глазах у всех присутствующих роняет переднюю стойку самолета.
Самолет, естественно, с размаху бьется носом о бетон. Я хватаюсь за голову — стыдно, сил нет. Летчик случайно перепутал тумблеры, решил убрать шасси. При этом передняя стойка более подвижная, она на колесике и легко назад складывается, а вот основные стойки шасси устояли.
Михайлов спрашивает у меня:
— Это кто?
— Это Герой Советского Союза подполковник Гончаренко и его напарник, подполковник Кири, — отвечаю.
Тут они оба выходят из самолета, ничуть не обескураженные, даже веселые.
Михайлов им говорит:
— Значит, так, герои. На хер отсюда пошли оба, чтоб вас тут в двадцать четыре часа не было.
А тот самолет мы потом с техниками домкратами подняли, отбуксировали в техническую зону, и там целую ночь ремонтная бригада работала. Хорошо, у нас были комплекты ЗИПов, поменяли трубки ПВД, еще кое-какие детали на шасси и к утру восстановили самолет. Повезло, что основные стойки не убираются на стоянке даже по приказу из кабины — под тяжестью самолета, все-таки 17 тонн, у гидравлики не хватает сил это сделать.
Мы разместились в бывшем военном санатории, причем условия были намного лучше, чем в Моздоке, — к примеру, летчики разместились не в кубриках, а в двухместных номерах, а у меня вообще был отдельный люкс.
Но чувствовалась близость линии фронта — до нее было 37 километров. Первый раз за столько лет услышал артиллерийскую канонаду — со времен афганской войны ее не слышал.
На следующий день сразу начали летать, потому что боевая обстановка тяжелая была, нужно было с
