С 1989 года по 1992 год я учился в Военно-воздушной академии им. Ю. А. Гагарина, где готовили управлять войсками.
Осенью 1992 года успел подготовить 10 экипажей штурмовиков для ведения боевых действий на Северном Кавказе. В конце октября 1992 года работали с аэродрома Моздок в интересах МВД. В основном летали на ведение воздушной разведки и передачи необходимой информации для командования, а также часто ночью подсвечивали (сбрасывали светящиеся авиабомбы) над районом конфликта.
С начала 1993 года со своей эскадрильей мы пересели на аэродром Гудаута в Республике Абхазия, чтобы оказать помощь братскому народу от посягательств грузин, которыми руководил Шеварднадзе. Один раз, кстати, Шеварднадзе собирался посетить войска, но очень жаль, что не приехал в Очамчира хитрый лис, как чувствовал, мы его уже ждали, чтобы наказать.
Я лично в 1993 году выполнил около 50–60 боевых вылетов на уничтожение различных целей. Кроме того, что любой ценой нужно выполнить приказ, всегда считал и буду считать, что противнику нужно наносить максимальный ущерб, а сам должен всеми возможными способами исключить потери своего личного состава. Перед каждым вылетом обдумывать, просчитывать каждую секунду полета, как прилететь к цели с той стороны, где враг тебя не ждет. И сейчас я горжусь тем, что хоть чему-то научил своих подчиненных, не потерял ни одного летчика. Все мои ученики мягко сели на аэродром, а уж сколько они выполнили боевых вылетов, один Бог знает. Наверно, немало, если я сам выполнил 820 из тех, что официально записаны в моей летной книжке.
Нужно всегда учитывать, что у противника есть глаза и уши, которыми он видит и слышит, поэтому его нужно как-то отвлечь, если нет возможности ослепить и оглушить. Вот один из многих эпизодов, боевой вылет, который нам принес хороший результат. Разведка донесла, что движется колонна военной техники в районе Поти. Чтобы долететь незамеченными и застать врасплох противника, я придумал такую хитрость, может, не слишком этичную, зато достиг цели.
Смысл заключался в следующем: мы взлетели звеном, правым разворотом с небольшим набором уходим якобы на Адлер, не долетая Адлера, близко встав друг к другу, набираем высоту почти в створе полосы аэропорта Адлер, набрали 8500 метров и полетели в международной воздушной трассе на турецкий Трабзон. Пока все гражданские диспетчеры разбирались, откуда взялся в воздушной трассе неизвестный борт, мы уже прилетели на траверз Поти. Так же в плотном боевом порядке начали резкое снижение на предельно малую высоту с разворотом на восток к цели, заняли высоту метров 150–200. Через 4–5 минут я увидел колонну техники. Правда, танков там не оказалось, но два БТР, 7–9 автомобилей сопровождения были уничтожены, а ПВО Грузии нас проспали. Мы тем же путём, через море, только теперь на предельно малой высоте, вернулись в Гудауту.
Ещё один вылет, о котором раньше нельзя было рассказывать: командование поставило задачу нанести удар по расположению штаба корпуса в районе н. п. Келасури. По данным разведки, там было большое скопление живой силы, техники, ГСМ. На этом направлении у грузин была достаточно сильная ПВО, начиная от «Шилок» ЗСУ-23-4 и кончая ЗРК средней дальности, и, честно говоря, был большой риск быть сбитым.
Я попросил своего штурмана посчитать вероятность попадания бомб, и в какой точке необходимо начинать маневр, если будем бросать их с кабрирования с углом 45 градусов, при перегрузке 5 единиц на 3 секунде. После его доклада так и решил осуществить бомбометание таким способом, так как цели нам дали очень разбросанные по площадям. Вероятность прорыва ПВО достаточно высокая, так как до линии фронта лететь от нашего маяка всего 3–4 минуты, они нас засекут, но с какой-то задержкой по времени, которая нам даст возможность близко подлететь, а потом, когда начнем выполнять маневр, у ЗСУ-23-4 вероятность поражения становится призрачно маленькой.
Взлетели в утренних сумерках, звеном, встали в плотный боевой порядок, всем приказал стоять очень близко, не далее 15 метров друг от друга, с превышением 2–3 метра, правым разворотом с набором стали уходить на север на Россию. Не долетая Адлера, мы снизились на предельно малую высоту и развернулись на свой аэродром, но уже над сушей. Потом пролетели свой маяк на высоте 25–30 метров и снизились над водой метров до 15.
По свидетельству одного из моих ведомых, мы шли так низко, что у меня сзади над водой поднимался небольшой бурун. Так мы полетели на маяк Сухуми (он хорошо подавал сигналы). Как только прицельная марка легла на маяк, я начал выполнять маневр на кабрирование, и по моей команде все 4 самолета сбросили по шесть 500-кг бомб. Маневр закончили полупетлей и снижением на малую высоту.
Уже в перископ я увидел, что «Шилки» начали стрелять (от них летит веер трассирующих снарядов по кругу) нам вдогонку, но это все было как мертвому припарка. Мы все прилетели на родной аэродром, а результаты вылета нам доложили на следующий день. Всего около 200 единиц живой силы, сам штаб корпуса и склад ГСМ были уничтожены.
С июня по октябрь 1994 года я выполнил около 40 боевых вылетов на территории Таджикистана. Для меня это была знакомая местность, как в Афганистане. Цели находили быстро и с ходу, этому я учил и своих летчиков. Говорил им: «Постарайся найти цель с ходу и нанести удар с первого захода, тогда противник не успеет убежать».
Объяснение простое: между первым и вторым заходом проходит примерно одна минута, но куда и на какое расстояние в экстремальной ситуации убежит человек за одну минуту?
И ещё один очень важный момент, характерный для небольших групп бандформирований, — при внезапном нанесении удара велика вероятность, что, если в группе были зенитные средства поражения, они тоже будут уничтожены с первого захода, так как обычно следуют в общей колонне.
Я горжусь тем, что за то время, пока командовал своими подразделениями, в группах, которые водил к цели, я не потерял ни одного лётчика, даже ни один не получил боевого повреждения, кроме меня самого, был такой случай один раз за все мои 820 боевых вылетов, в Чечне. Слава богу, все они живы и здоровы, еще даже кто-то летает.
Чечня
С декабря 1994 года по апрель 1996 года участвовал в боевых действиях в Чеченской Республике, выполнил более 200 боевых вылетов. В конце февраля 1995 года меня подняли на уничтожение расчета гаубиц Д-30, 15 км восточнее Грозного, за речкой недалеко от Аргуна.
Прилетели в район цели минут через 20, ничего не видно, хотя открытая местность, минут 5 покружились, хотел уже доложить на КП, что цель не обнаружена, а в этот день с утра выпал снег, и я вдруг на снегу увидел черный след от техники, который вёл и заканчивался на заброшенной ферме (Т-образная). Я посчитал, что за полчаса машины по распутице далеко не могли уехать, а это место как раз около 3–5 км от нашей цели, да и других следов нет. Принял решение нанести удар по ферме. Ведомому приказал нанести удар по зданию с севера на юг, а сам нанес удар с запада на восток. После первого попадания пошел черный дым — так горит солярка или масло.
Принял решение нанести еще удар, сбросив 250-кг бомбы, как говорится «чуть-чуть разровнять цель», доложил на КП об окончании работы и слышу в эфире голос командующего армией. Он мне приказал слетать в район Гудермеса, оттуда только что обстреляли подразделения волгоградского корпуса из «Града». Велел найти и уничтожить эту установку.
Прилетели в район, указанный командующим, оказалось в районе железнодорожного вокзала, там все разбито, в общем, унылая картина, и в этом хаосе нужно найти машину. Принял решение, что нечего вдвоем на предельно малой высоте носиться. Приказал ведомому занять высоту 4500 метров, а сам на высоте от 25 до 50 метров начал рыскать над указанным районом.
Где-то на третьем вираже мне показалось, что в укрытии арочного типа мелькнул нос машины. Я выполнил ещё один вираж и вышел на это укрытие таким образом, чтобы машину видно было со стороны фонаря. Смотрю, точно морда машины торчит, только подумал начать выполнить маневр для атаки, у меня ещё пушка с полным боекомплектом оставалась, как почувствовал удар в самолет. Сразу загорелись лампы «падение давление масла левого двигателя», «сбрось обороты левого двигателя» и лампа «пожар».
