пытался доказать, что в истории японо-советских отношений было немало достойных сожаления недоразумений, но что теперь никаких подобного рода недоразумений быть не должно, постепенно все предрассудки в отношении Советского Союза в Японии изживаются, и японцы-де искренне (телеграфный пропуск)… с Советским Союзом.
5. На основании Крымской конференции и из развития отношений Советского Союза со своими союзниками у Миякава создается впечатление, что Советский Союз все больше втягивается в союзное общение и орбиту влияния США и Англии.
В процессе беседы он много и настойчиво говорил и дважды возвращался к вопросу о том, что в развитии войны сейчас настал такой момент, когда кто-либо из наиболее выдающихся международных деятелей, пользующийся достаточным престижем, авторитетом и располагающий необходимой силой для убедительности, должен выступить в роли миротворца, потребовать от всех стран прекратить войну. Таким авторитетным деятелем, по мнению Миякава, может быть только маршал Сталин. Если бы он сделал такое предложение, то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения Сталина…
В ответах и репликах на эти вынужденно-дружественные разглагольствования Миякава, я ответил в том смысле, что не следует вычитывать из Крымского коммюнике больше того, чем там написано, что Миякава сам прекрасно знает, что Советский Союз всегда проводил и проводит самостоятельную политику и ни под чьим влиянием он не находился даже в самые тяжелые времена. Миякава с этим согласился. Относительно возможного нажима на нас союзников ответил в том смысле, что мы следуем правилу «людей слушай, а свой разум имей».
Касательно идеи тройственного союза я заметил, что в случае осуществления этой идеи, история возможно могла бы развиваться в ином направлении, но, как показал опыт последних лет, Гитлер думал лишь о себе и возомнил, что ему все позволено. Что касается всякой новой идеи, то над ней надо подумать. Неясно еще, что из себя будет представлять Германия после войны и каково будет у японцев чувство к немцам, которые по существу подвели японцев. Миякава согласился, что индивидуальные чувства японцев к немцам будут неважными, однако-де с государственной точки зрения японцы не прочь были бы возродить идею такого тройственного союза.
На его выводы в связи с Крымским коммюнике, что СССР все более втягивается в орбиту США и Англия, я ответил, что у меня после прочтения коммюнике создалось иное впечатление, что СССР все глубже втягивается в европейские дела, которым и была посвящена конференция. Миякава явно был удовлетворен этим ответом и прямо заявил, что это его успокаивает.
Касательно трактовки Миякава японо-германского военного сотрудничества, как не направленного против СССР, я высказался в том смысле, что именно так и понимал этот союз до и после начала войны, но однажды был крайне удивлен трактовкой этого союза, когда Мацуока в беседе со Сметаниным в начале июля 1941 г., уже после нападения Германии на СССР, говорил, что союз с Германией является основным курсом внешней политики Японии и что если Германия обратится с просьбой к Японии, то последняя должна будет учесть эту просьбу. Миякава смутился, заерзал, удивленно переспросил и сказал, что это было весьма странно со стороны Мацуока. Затем я добавил, что Мацуока затем ушел в отставку и в последующем японо-германский союз вновь, кажется, начал трактоваться как не направленный против СССР. Заметно было, что Миякава был успокоен последним формальным замечанием.
На мою реплику, что недоразумения в истории японо-советских отношений происходили отнюдь не по нашей вине, Миякава настороженно спросил: «Вы так думаете?» Я ответил, что уверен в этом…
В заключение Миякава благодарил меня за оказанный ему прием, заявил, что за время его пребывания в Токио беседа со мной была-де у него самым приятно проведенным временем, и он уходит от меня успокоенным.
Несомненно Миякава был специально послан посетить меня и позондировать мое мнение по тем вопросам, которые больше всего тревожат японцев в результате Крымской конференции. Благовидным предлогом у него для этого визита явилось то, что я был у него на обеде в Харбине при возвращении из Москвы, а он нанес теперь мне ответный визит…»[529].
Так как посол Малик не отреагировал на фактическое предложение Миякава о «посредничестве» Сталина в деле прекращения войны, японский зондаж позиции СССР был продолжен. С этой целью в марте советское посольство посетил президент японской крупной рыболовецкой компании «Нитиро» С. Танакамару. Он также намекал на то, что с инициативой о посредничестве между Японией и США и Великобританией должна выступить именно советская сторона. При этом, судя по всему, японцы пытались «сохранить лицо» и не оказаться стороной, просящей о мире. Однако советский посол продолжал избегать прямых ответов на японский зондаж.
В связи с этим среди японского руководства стали высказываться предложения попытаться «заинтересовать» советское правительство уступками, на которые могла бы пойти Япония в обмен на сохранение Советским Союзом нейтралитета и согласие выступить посредником в переговорах о перемирии с США и Великобританией. Перечень таких уступок первоначально был разработан японским МИДом еще в сентябре 1944 г.
Предполагаемые уступки сводились к следующему:
«1. Разрешение на проход советских торговых судов через пролив Цугару.
2. Заключение между Японией, Маньчжоу-Го и Советским Союзом соглашения о торговле.
3. Расширение советского влияния в Китае и других районах «сферы сопроцветания».
4. Демилитаризация советско-маньчжурской границы.
5. Использование Советским Союзом Северо-Маньчжурской железной дороги.
6. Признание советской сферы интересов в Маньчжурии.
7. Отказ Японии от договора о рыболовстве.
8. Уступка Южного Сахалина.
9. Уступка Курильских островов.
10. Отмена «антикоминтерновского пакта».
11. Отмена Тройственного пакта»[530].
Согласие на те или иные уступки предусматривалось в зависимости от хода советско-японских переговоров. Так, отказ от Южного Сахалина и Курильских островов допускался лишь в крайнем случае, а именно «при резком ухудшении советско-японских отношений» и возникновении опасности вступления Советского Союза в войну против Японии[531].
Разрабатывая «Принципы проведения мирных переговоров» с советским правительством, японские лидеры были готовы в качестве репараций направить японских военнослужащих в трудовые лагеря. Американский исследователь Г. Бикс, обращая на это внимание, пишет: «Вот что говорилось по этому вопросу в «Принципах…»: «Мы демобилизуем дислоцированные за рубежом вооруженные силы и примем меры к их возвращению на родину. Если подобное будет невозможно, мы согласимся оставить личный состав в местах его настоящего пребывания. В «пояснительной записке» есть комментарий данного положения: «Рабочая сила может быть предложена в качестве репараций». Идея интернировать японских военнопленных, чтобы использовать их труд для восстановления советской экономики (осуществленная на практике в сибирских лагерях), возникла не в Москве, а среди ближайшего окружения императора»[532].
Готовясь к войне с Японией, советское правительство стремилось соблюсти нормы международного права. 5 апреля правительству Японии было официально объявлено о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете от 13 апреля 1945 г. В заявлении советского правительства указывалось, что пакт был подписан до нападения Германии на СССР и до возникновения войны между Японией, с одной стороны, и Англией и США – с другой. Текст заявления гласил: «С того времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза.
При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл, и продление этого Пакта стало невозможным…
В соответствии со статьей 3 упомянутого Пакта, предусматривающей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия Пакта, Советское правительство настоящим заявляет… о своем желании денонсировать Пакт от 13 апреля 1941 г.».
