России не накануне поражения, а гораздо раньше, в году, скажем, 1943-м, позиция Сталина в отношении участия в войне против Японии могла быть иной.
Того пишет:
«Дважды, осенью 1942 г. и летом 1943 г., у нас была возможность выступить в роли посредника между Россией и Германией, но возможность эта была давно упущена. Последующие попытки улучшить отношения между Японией и СССР… оказались безрезультатными из-за бесконечных колебаний правительства по поводу решения о том, какую компенсацию следует предложить русским, а американцы тем временем усердно их обхаживали, и в Тегеране и Ялте состоялись встречи трех глав государств – наших противников. Время, когда мы могли бы прибегнуть к каким-либо остроумным приемам с целью склонить СССР на свою сторону, явно прошло. Но ведь полное и окончательное присоединение СССР к нашим противникам было бы для Японии фатальным. Нам было крайне необходимо помешать вступлению Советского Союза в войну против Японии. Более того, поскольку дальнейшее продолжение войны стало для Японии столь тягостным, к проблеме России следовало подходить уже не просто с точки зрения сохранения ею статуса невоюющей стороны, а с точки зрения прекращения войны. Я намеревался идти вперед к скорейшему заключению мира и был преисполнен решимости воспользоваться в этих целях пожеланиями военных. Многие из них, не понимая, что наши возможности предпринять позитивные меры в отношении СССР утрачены, требовали, чтобы мы обратились к нему за помощью в нашем противодействии США и Великобритании. Например, представители командования наших ВМФ выразили желание закупить у Советского Союза нефть и самолеты и в обмен были готовы отдать несколько крейсеров. Я отклонил это предложение и убедил их в том, что снабжение Японии военным снаряжением означало бы для русских нарушение нейтралитета, и пойти на это СССР смог бы только в том случае, если бы принял решение воевать на стороне Японии, а международный климат того времени начисто исключал такую возможность»[538].
Попытки «договориться» с Советским Союзом заметно активизировались после капитуляции Германии, когда Япония осталась одна перед коалицией союзных держав. В это время японское командование, потерпев поражение на Окинаве, начало спешно готовиться к сражению за метрополию. А для этого необходимо было сохранить Квантунскую армию, которую при резком осложнении положения планировалось перебросить на территорию Японии[539]. Поскольку вступление в войну СССР могло нарушить эти планы, японское высшее командование еще более решительно требовало от правительства сделать все возможное, чтобы разрешить все связанные с Советским Союзом вопросы дипломатическим путем.
15 мая на заседании Высшего совета по руководству войной было принято решение добиваться начала официальных японо-советских переговоров. Для этого считалось необходимым демонстрировать Советскому Союзу «позитивный характер» политики нейтралитета и склонять СССР к посредничеству в деле окончания войны на приемлемых для Японии условиях[540]. Вслед за этим японское руководство демонстративно аннулировало все японо-германские соглашения и дало указание прессе поддерживать дипломатические шаги японского правительства в отношении СССР.
Однако обстановка складывалась явно не в пользу Японии. Советское правительство, понимая существо японских замыслов, продолжало уклоняться от попыток правительства Японии вовлечь СССР в официальные переговоры. 6 июня на очередном заседании Высшего совета по руководству войной была дана весьма пессимистическая оценка складывавшегося положения. В представленном членам совета анализе ситуации говорилось: «Путем последовательно проводимых мер Советский Союз подготавливает почву по линии дипломатии, чтобы при необходимости иметь возможность выступить против Империи; одновременно он усиливает военные приготовления на Дальнем Востоке. Существует большая вероятность того, что Советский Союз предпримет военные действия против Японии… Советский Союз может вступить в войну против Японии после летнего или осеннего периода»[541].
Тем не менее у японского правительства и командования оставались надежды на резкое ухудшение советско-американских и советско-английских отношений. Участники совещания с нескрываемым удовлетворением отмечали, что «после окончания войны против Германии сотрудничество между США и Англией, с одной стороны, и Советским Союзом – с другой, ослабевает». При этом японские лидеры тешили себя надеждой на то, что в конце концов советское руководство поймет выгоду для себя от затягивания войны между Японией и США и Великобританией, в которой обе стороны лишь ослабляют друг друга. Поэтому ставилась задача использовать все возможности для поиска какой-либо договоренности с Советским Союзом. Вместе с тем на заседании Высшего совета по руководству войной 6 июня был подтвержден курс Японии на продолжение войны. В принятом на заседании решении указывалось: «Империя должна твердо придерживаться курса на затяжной характер войны, не считаясь ни с какими жертвами. Это не может не вызвать к концу текущего года значительных колебаний в решимости противника продолжать войну»[542]. Из этого следует, что «мирная дипломатия» Японии в отношении СССР преследовала цель избежать капитуляции, сохранить в стране существующий режим и продолжать войну до тех пор, пока США и Великобритания не пойдут на уступки в определении условий перемирия. В Токио всерьез рассчитывали на принятие США и Великобританией компромиссных условий мира, которые, в частности, предусматривали сохранение за Японией Кореи и Тайваня.
Осуществление дипломатических маневров на советском направлении было возложено на бывшего премьер-министра Японии К. Хироту, который 3 июня 1945 г. заявил послу Малику о желании японского правительства достигнуть с СССР взаимопонимание «для сохранения стабильности на Дальнем Востоке». Император Хирохито следующим образом объяснял после войны цели переговоров с послом Маликом: «… Мы решили начать переговоры Хирота с Маликом, имея в виду, что в случае согласия русских поставлять нам нефть, мы были готовы уступить им южный Карафуто (Сахалин) и Маньчжурию»[543].
Посол Малик подробно информировал Москву о содержании состоявшихся 3 и 4 июня беседах с японским представителем. В телеграмме от 7 июня 1945 г., в частности, сообщалось:
«…Хирота заявил, что в настоящее время все значительно изменилось, разногласий в Японии нет и теперь все едино стоят за дружественные отношения с Советским Союзом. Мы в одиночку, сказал Хирота, ведем огромную войну против США и Англии за освобождение и независимость Азии, но Советский Союз занимает значительную часть Азии, и мы считаем, что проблема безопасности Азии может быть решена только Советским Союзом, Китаем и Японией как основными странами Азии. Прежде были расхождения у нас в стране, теперь их нет. Были разные мнения, однако теперь общее мнение сводится к тому, что поскольку Советский Союз занимает значительную часть Азии, твердо обеспечить безопасность Азии можно только на основе сотрудничества СССР, Японии и Китая. А базой для этого должна быть дружба с СССР… Японская сторона прежде всего желает найти пути установления мирных и прочных отношений между Японией и СССР на очень длительный срок. Какая форма договора была бы целесообразной – для Японии безразлично. Мы согласны на любую форму, лишь бы она могла удовлетворить цели Японии. Форма для нас не страшна.
На вопрос, выражает ли он свое личное мнение или это в принципе является мнением определенных политических кругов Японии, Хирота ответил: «Я прошу понять это как мнение японского правительства и японского народа в целом». Я сказал: «Вы затронули целый комплекс больших и сложных вопросов, а в условиях современной обстановки даже своеобразных вопросов. Все они в целом и каждый в отдельности требуют обстоятельного изучения и обдумывания. Я полагаю, да по-видимому это так и есть, поскольку Вы имели намерение поставить эти вопросы передо мною, то Вы, видимо, если не обстоятельно, то все же достаточно хорошо продумали мнение японской стороны. В связи с этим, естественно, Вам легче сегодня сформулировать свое мнение по всем этим вопросам. Выслушав Ваше личное мнение по каждому из этих вопросов и о том, как Вы мыслите себе эти вопросы с точки зрения мнения японской стороны и как изволили отметить с точки зрения целей японской стороны, я мог бы обстоятельно продумать и изучить весь комплекс вопросов в целом, так и каждый из них в отдельности».
Хирота на это ответил: «Возможно, это мое разъяснение не совсем ясное и достаточное, но я думаю, что у Советского Союза имеется большая практика в вопросах о форме договоров и соглашений. У нас также есть своя практика. Надо изучить, по какой форме лучше договориться. Я полагаю, что у СССР есть практика принятия формы договора и надо сначала думать о форме договора. Когда мы достигнем понимания о
