Денонсировав пакт о нейтралитете, Советское правительство за четыре месяца до вступления в войну фактически информировало японское правительство о возможности участия СССР в войне с Японией с целью скорейшего завершения Второй мировой войны. Естественно, о возможном сроке вступления СССР в войну японскому правительству не сообщалось. Более того, стремясь по возможности обеспечить скрытность подготовки советских вооруженных сил к вступлению в войну, советская сторона, отвечая на японский запрос, соглашалась, что действие пакта о нейтралитете может сохраняться до истечения пятилетнего срока.
Нельзя исключать, что при этом советское правительство допускало ситуацию, когда японское правительство прекратит войну еще до вступления в нее Советского Союза. Официальное объявление о денонсации пакта рассматривалось в Москве как серьезное предупреждение японскому правительству, призванное убедить его в бесполезности продолжения войны.
После денонсации пакта о нейтралитете японский МИД стал настойчиво выступать за то, чтобы принять все требования, которые может выдвинуть СССР в качестве условия сохранения своего нейтралитета. Одновременно были активизированы усилия по привлечению советского правительства в качестве посредника на переговорах о перемирии Японии с США и Великобританией. При этом в действительности японское правительство, особенно генералитет, не верили в возможность устраивающего Японию компромиссного мира с США и Великобританией. Важная цель вовлечения СССР в дипломатические маневры о «перемирии» состояла в том, чтобы поссорить Советский Союз с США и Великобританией, нарушить их союз. По замыслу японского правительства, сам факт советско-японских дипломатических контактов по вопросу о «перемирии» мог быть истолкован западными державами как односторонняя закулисная деятельность советского правительства для сговора с Японией за спиной с США.
В принятом 20 апреля 1945 г. Высшим советом по руководству войной документе «Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии» прямо ставилась задача: «Приложить усилия к тому, чтобы умелой пропагандой разобщить США, Англию и СССР и подорвать решимость США и Англии вести войну»[533].
В США было известно об этих замыслах японского руководства. На одном из заседаний американского Объединенного комитета начальников штабов, в частности, отмечалось, что Япония «в случае необходимости может предложить Советскому Союзу существенные территориальные и иные уступки, попытаться убедить его сохранять нейтралитет и в то же время прилагать все усилия, чтобы посеять разногласия между американцами и англичанами, с одной стороны, и русскими – с другой»[534].
20 апреля состоялась беседа советского посла в Японии Малика с вновь назначенным министром иностранных дел С. Того, в ходе которой последний зондировал возможность его личной встречи с Молотовым на обратном пути из Сан-Франциско, где открывалась международная конференция по вопросам учреждения Организации Объединенных Наций. Организовать такую встречу Того рассчитывал в случае, если Молотов будет возвращаться в Москву через Сибирь. Цель Того была очевидна – попытаться использовать шанс прямого и в то же время как бы «неофициального» контакта с Молотовым для выяснения намерений советского правительства в отношении Японии. Очевидно, что японский министр хотел воспользоваться своим опытом общения с советским наркомом в бытность послом Японии в СССР с тем, чтобы убедить его все же согласиться на посредничество советского правительства в организации переговоров Японии с США и Великобританией. Не исключено, что Того собирался лично предложить советскому министру и разработанный МИДом Японии перечень уступок Советскому Союзу.
По итогам беседы с Того посол Малик доносил в Москву 21 апреля 1945 г.:
«В 3 часа дня 20 апреля я был у Того с первым официальным визитом. Беседа продолжалась более часа. Того пространно говорил о пакте о нейтралитете и просил меня передать Вам свое глубокое сожаление по поводу решения Советского правительства о непродолжении этого пакта. По окончании беседы, когда я уже поднялся с намерением раскланяться и уйти, Того несколько задержал меня и, продолжая беседу стоя, начал путано и с многочисленными оговорками и паузами не говорить, а буквально выдавливать из себя слова по следующему вопросу: «Газеты сообщают, что господин Молотов будет присутствовать на конференции в Сан-Франциско 25 апреля 1945 г. Интересно знать, выехал ли он уже туда или нет?» Я ответил, что пока не располагаю сведениями об этом. «Мне хотелось бы знать, – продолжал Того, – поедет ли господин Молотов через Атлантический океан или, может быть, через Сибирь и Берингов пролив. Очевидно, в любом случае он полетит самолетом, но какой он изберет путь? Если бы на обратном пути он избрал маршрут через Берингов пролив и Сибирь, то я лично был бы чрезвычайно рад воспользоваться случаем встретиться с ним лично. Конечно, я прошу принять это не как официальное приглашение, а как сугубо мое личное желание, исходящее из моих личных чувств, основанных на том, что мне раньше в Москве приходилось часто непосредственно встречаться и беседовать с господином Молотовым».
Пообещав принять к сведению это его пожелание, я указал, что насколько мне известно, в настоящее время года авиатрасса через Сибирь и Берингов пролив несколько затруднительна густыми туманами, поэтому я не уверен, что господин Молотов изберет этот маршрут. Не исключено, что он проследует через Атлантический океан.
Того ответил: «Я хорошо понял ваше объяснение о состоянии маршрута через Берингов пролив и еще раз хочу подчеркнуть, что это не официальное приглашение, а мое личное, но очень сильное желание встретиться с господином Молотовым, если бы он паче чаяния возвращался через Сибирь. Пусть это Вас ни к чему не обязывает, но я просил бы, если Вам будет известно, каким маршрутом, когда и в какое время господин Молотов будет направляться в Сан-Франциско или возвращаться обратно, то сообщить мне об этом. Вообще бы я лично хотел с ним встретиться. Таковы мои личные чувства».
Заметно было, что ему трудно было говорить все это, но говоря через силу, он твердил об этом своем «личном чувстве» весьма учтиво и настоятельно»[535].
Верное данным союзникам обязательствам советское правительство уклонялось от каких-либо переговоров с правительством Японии и информировало руководителей союзных держав о подозрительных маневрах японских дипломатов. Тем более что уже с конца марта 1945 г. советское верховное командование начало осуществлять переброску своих вооруженных сил на Дальний Восток. Это не осталось незамеченным японским руководством, которое регулярно получало информацию о передислокации советских войск по разведывательным каналам. В середине апреля сотрудники аппарата военного атташе японского посольства в Москве докладывали в Токио: «Ежедневно по Транссибирской магистрали проходит от 12 до 15 железнодорожных составов… В настоящее время вступление Советского Союза в войну с Японией неизбежно. Для переброски около 20 дивизий потребуется приблизительно два месяца»[536]. Об этом же сообщал и штаб Квантунской армии.
Как признавал после войны Того, японская дипломатия «прилагала колоссальные усилия» для использования СССР в «интересах подготовки к установлению мира». Он писал в мемуарах:
«…Я чувствовал себя обязанным сделать все от меня зависящее в сфере отношений с СССР… Я поручил послу в Москве Сато добиться от Советского правительства заверений, касающихся намерений СССР. Посол Сато доложил, что 27 апреля нарком иностранных дел Молотов заверил его, что позиция СССР в связи с сохранением нейтралитета остается неизменной. Тем не менее, начиная еще с последних чисел марта, наблюдались все более крупные переброски советских сил на восток. Вскоре после того, как я приступил к обязанностям министра, ко мне приехал заместитель начальника Генерального штаба армии генерал Кавабэ с подчиненными и, представив детали концентрации сил Красной Армии в Сибири, попросил сделать все возможное для того, чтобы предотвратить участие России в войне. Аналогичные просьбы поступили от заместителя начальника Генерального (Главного. –
Далее Того сетует на то, что японцы слишком долго не решались «заинтересовать» русских набором разнообразных уступок. При этом Того, конечно же, имел в виду в первую очередь возвращение СССР Южного Сахалина и Курильских островов. Именно в «бесконечных колебаниях» Того усматривает срыв попыток привлечь СССР на свою сторону. Возможно, в этом есть определенное рациональное зерно. Ведь в случае, если бы японское правительство заговорило о возвращении СССР ранее отторгнутых территорий
