Сказки старого дома

песню странствующей принцессы.

Но Ёжа ничего не понимал. Потому что он думал, что в третьем действии ему придётся сражаться с врагом. Ёжа делал выпады, подпрыгивал и размахивал своей палицей. И даже угодил Ташке по голове. Ташка обиделась и ушла со сцены.

Монах опять закрыл занавес, а домовому ничего не оставалось, как снова запеть куплеты:

По разным странам принцесса бродила,
Счастье искала — не находила.
Герой же по свету изрядно скитался
И где только мог, с врагами сражался.

— Давай, Монах, открывай занавес, — шепнула Ташка коту, который свернулся клубочком перед закрытым занавесом.

— Мне надоело ходить туда-сюда, — зевнул Монах.

— Но надо же спектакль как-то закончить.

— Вот и заканчивайте, — посоветовал Монах.

Тогда домовой вышел перед занавесом и опять пропел куплеты:

Наверно, мне стоит сказать на прощание,
Что кончилось всё хорошо, до свидания!

Зрители долго хлопали, кричали «браво» и «бис». Ташка и Ёжа кланялись.

Ташка попыталась заставить кланяться Монаха, но кот вырвался и убежал.

— Не ожидал такого успеха, — признался Ёжа.

— Мы даже и не разыгрались, как следует, — пожала плечами Ташка.

— Ничего, в следующий раз будет ещё лучше, — сказала Ёжина мама.

— Краткость — сестра таланта! — похвалил Ташкин папа.

— Мне больше всего понравились куплеты, — сказала Ташкина мама.

— Как вы сделали эту куклу? — спросил папа.

— Пап, это не кукла. Это домовой.

— Расскажи, как вы его сделали? Здорово получилось. Как живой.

— Он и есть живой.

— Ну, не хочешь раскрывать секреты — не надо.

А Сосед сидел за закрытым занавесом.

— Здорово получилось! — сказала Ташка, когда родители ушли. — Представляешь, папа решил, что ты — кукла.

— Я слышал.

Домовой сидел грустный.

— Разве им объяснишь, этим взрослым?

О ТОМ, ЧТО МОЖЕТ ТУФЕЛЬКА

В доме номер четыре бывало много гостей.

Сосед не любил гостей. Вернее, нынешних гостей. Они и в подмётки не годились прежним. В такие дни домовой забирался к себе на антресоли и пережидал.

А внизу…

— Здравствуйте!

Чмок, чмок.

— Сто лет не виделись!

Чмок, чмок.

Взрослые всегда говорят одно и то же:

— Наташенька! Как выросла. Сколько же тебе лет? Какой чудесный возраст!

— Кто вам сказал, что это чудесный возраст?

— Таша, прекрати немедленно!

— Возраст — никому не советую!

Но взрослых не собьёшь.

— В школу ходишь? Какая молодец.

И даже как-то жалко их, взрослых.

— Прошу к столу! Рита, Вадик, садитесь, где вам удобно! — приглашает мама.

Рита — певица, как и мама. Она красиво смеётся и щебечет глупости. Папа говорит, что ей давно пора замуж. А мама сердится, когда папа так говорит. Может быть, Рита бы и вышла, но ведь в наше время всё не так просто.

А Вадик — журналист. Он быстро оказывается в нужном месте, потому что у него есть машина, и пишет репортажи. Никто ему не говорит, что пора жениться. А ему самому почему-то не приходит в голову предложить Рите выйти за него замуж.

— Какой у вас ампир, — хохочет Рита.

— Да уж какой ампир? У одних соседей пол провалился. У других — штукатурка сыпется. Ну ничего, уже недолго осталось. Весной переезжаем. Дом будут сносить.

— Сносить? Жалко!

Потом все шли в гостиную, рассаживались и сидели, сидели, и ели, ели, ели. И говорили, говорили, говорили.

Мамины гости говорили:

— Заславский опять что-то затеял, второе сопрано уходит в декрет, а тенор Витя совсем потерял голос.

— А что сопрано будет делать в декрете? — спрашивала Ташка, зная, что декреты бывают, например, о мире.

— Не перебивай, когда взрослые разговаривают!

А папины гости говорили:

— Главред опять завернул материал, спецкоров не уважают, а командировочные не платят.

— Спецкоров, спецкоров? А кто такие спец. коровы? — пыталась поддержать разговор Ташка.

— Марин, ну как же Ташка выросла! — и гости долго качали головами и начинали сначала. — Сколько же тебе лет?

— Двадцать пять.

— Ха-ха-ха! Надо же! Ты в школу ходишь?

— Нет, зачем?

— А кем ты будешь, когда вырастешь?

— Буду петь в переходе.

— Молодец!

И снова смеются. Чего смешного?