То есть в условиях царской России второй половины прошлого века за право на
Россия худосочно развивалась скорее силою вещей, чем силою государственного разума. Крупнейший деятель времён Александра I и Николая I, министр финансов граф Канкрин, считал железные дороги «вредной болезнью нашего века». В итоге Россия получила Крымскую катастрофу.
Брат «царя-освободителя» Александра II, великий князь Константин, через два года после крымского подвига народа и крымского позора монархии «изобретательно» отыскал источник пополнения казны в продаже Русской Америки. В письме канцлеру Горчакову он оправдывал свою идею «стеснённым положением государственных финансов».
Газета издателя знаменитых «Отечественных записок» Краевского «Голос», сама удивляясь своей смелости, писала:
«Сегодня слухи продают русские американские колонии; кто же поручится, что завтра не начнут те же самые слухи продавать Крым, Закавказье, Остзейские губернии? За охотниками дело не станет… Какой громадной ошибкой и нерасчётливостью была продажа нашей колонии Росс на берегу золотоносной Калифорнии; позволительно ли повторить теперь подобную ошибку?
И неужели чувство народного самолюбия так мало заслуживает внимания, чтобы им можно было пожертвовать за какие-нибудь 5–6 миллионов долларов?
Неужели трудами Шелихова, Баранова, Хлебникова и других самоотверженных для России людей должны воспользоваться иностранцы и собрать в свою пользу плоды их?»
Краевский забыл сказать ещё и о мечтах Михаила Ломоносова, который за сто лет до резвых великокняжеских и монарших комбинаций был уверен, что в тех краях «можно завесть поселения, хороший флот с немалым количеством военных людей, россиян и сибирских подданных языческих народов» и что «российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и
Ломоносов же писал:
«Если же толикая слава сердец наших не движет, то подвигнуть должно нарекание от всей Европы, что, имея Сибирского океана оба концы и положив на то уже знатные иждивения с добрыми успехами, оставляем всё втуне».
Увы, даже великий помор не предвидел оборотистости «царей»: они не оставили дальние русские земли на
Современник Александра II Краевский тоже не ожидал от своего монарха такого преступного акта, как сдача грандиозных русских геополитических перспектив на Тихом океане одному из самых серьёзных геополитических противников России – Североамериканским Соединённым Штатам. Однако Аляску, Алеутские острова с остальными островами северо-западной зоны Тихого океана, архипелаг Александра (по имени дяди императора Александра II – императора Александра I) и ещё ряд российских материковых североамериканских земель продавали не слухи, а «цари».
Они отдавали возможную блестящую русскую будущность на Дальнем Востоке не за пять-шесть, правда, а за семь миллионов двести тысяч долларов. Хотя умеющие считать петербургские «Биржевые ведомости» и эту цену сочли ничтожной.
Что ж, прикинем… Курс доллара тогда составлял один рубль шестьдесят копеек золотом. Итого Русскую Америку дед Николая Кровавого продал янки за 11 миллионов 520 тысяч рублей.
А в том году, когда двоюродный дед Николая Кровавого, великий князь Константин впервые предложил этот выгодный семейный гешефт, то есть в 1857 году, бюджет Министерства Императорского Двора (балы, парады, лакеи, приёмы, обеды, выезды и прочая, и прочая) был определён в 11 миллионов 653 тысячи 600 рублей.
Через десять лет, в 1867 году, когда якобы «недоходные владения» в Америке «цари» сбыли с рук, этот же «цивильный лист» императора стоил 10 миллионов 933 тысячи 500 рублей.
Доходы государственного бюджета России в том же году составили почти 439 миллионов рублей.
Выходит, продажа Аляски увеличила доходы российского бюджета всего на два с половиной процента в одном-единственном году!
Ну как тут не согласиться с «Биржевкой»?!
Думаю, что нелишним будет привести и мнение русского морского офицера Головина, который в ответ на уверения, что такая сделка оздоровит, мол, русско-американские связи, написал:
«Что касается до упрочения дружественных отношений России с Соединёнными Штатами, то можно сказать положительно, что сочувствие к нам американцев будет проявляться до тех пор, пока оно их ни к чему не обязывает или пока это для них выгодно; жертвовать же своими интересами для простых убеждений американцы никогда не будут».
Последнюю цитату я написал бы жирным шрифтом на брусчатке Красной площади – специально для ельциноидных любителей «стратегического партнёрства» со Штатами.
Американцы не способны жертвовать своими интересами, но ведь и Александр II тоже жертвовал не своими интересами, а интересами России. По стопам отца пошёл и сын, император Александр Третий. Это ему принадлежит эффектная фраза: «У России только два верных союзника: ея армия и флот». Говорил верно, делал худо: российская армия шла в перспективе к падению Порт-Артура, к Мукдену, а флот – к Цусиме.
И как раз при последнем Александре французские капиталы через банки Ротшильдов начали оккупировать Россию с тем результатом, который через пару десятилетий даже Съезд дворянских обществ считал для будущего страны плачевным.
Ну, а управление Россией сыном последнего Александра – последним Николаем – оценил русский учёный Грум-Гржимайло: «глупое управление». И мне остаётся с ним лишь согласиться.
Однако ответственность за такое «управление» – глупое, мелочно-жадное и безжалостное к судьбе России – должны разделить с венценосными кретинами и тысячи жадных промышленных и финансовых воротил, и десятки тысяч крупных помещиков-дворян – Рюриковичей, Гедиминовичей и прочих, которые подреза?ли крылья даже этим коронованным птицам невысокого полета. Ведь «царь-освободитель» перед реформой 1861 года не знал, чего ему бояться больше – крестьянского бунта при сохранении крепостного права или дворцового переворота после его отмены.
Теперь, в бурные и грозовые годы ХХ века, после преждевременного ухода из жизни России Ленина, во главе огромной страны стоял человек, которому не раз уже угрожали и тёмные бунты «снизу», и амбициозные перевороты «сверху».
А он спокойно – с величием и спокойствием истинного государственного гения – встречал опасности и преодолевал их. И единственное, что ему не угрожало точно, так это растерянность. Ещё накануне Октября писал он:
«Революционный клич, данный нашей партией, понят не всеми одинаково. Рабочие стали вооружаться. Они, рабочие, много прозорливее очень многих «умных» и «просвещённых» интеллигентов. Солдаты от рабочих не отстали. Не то с другими слоями… Буржуазия знает, где раки зимуют. Она взяла да «без лишних слов» выставила пушки у Зимнего дворца. Агенты буржуазии открыли против нашей партии поход. Их подголоски разразились воззванием, призывая «не выступать». А перепуганным неврастеникам невмоготу стало, ибо они «не могут больше молчать» и умоляют нас сказать наконец, когда же выступят большевики. Словом, если не считать рабочих и солдат, то поистине: «окружили мя тельцы мнози тучны», клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая»…
Весело, с юмором писал эти строки молодой Сталин в 1917-м году. Прошло тринадцать лет, и опять окружили его со всех сторон – клевеща, умоляя, вопрошая, проклиная…
Страна ушла от царизма, но не ушла от себя. Называясь в 1930 году Союзом Советских Социалистических Республик, по своей национальной психологии она оставалась тогда во многом «Расеей» Пугачёва, а ещё больше – Обломова…
Русский крестьянин набивал мозоли с утра до ночи – так уж он привык. Но, обливая по?том тело, он был не склонен к душевным усилиям для того, чтобы немного промыть мозги и совместно организоваться к
