констатировал факт. — Ничего не говори. Брэд, мы же напарники! Пора в путь!
Надежды Уолгаста разбились в пух и прах. Он по-прежнему держал Эми за руку, но заглянуть ей в глаза не решался. «Прости! — подумал он и, словно телеграмму, переслал мысль в ладошку Эми. — Прости, пожалуйста!» Под надзором Дойла, «отставшего» ярда на полтора, они выбрались за ворота и зашагали к «тахо».
Ни Дойл, ни Уолгаст не заметили, что за ними внимательно следил оклахомский патрульный, который с женой и сыновьями вышел погулять по ярмарке. Двумя часами раньше, как раз перед окончанием своего дежурства, он прочел ориентировку на двух белых мужчин, похитивших девочку в мемфисском зоопарке.
«Меня звали… Фаннинг…»
Эти слова не давали Грею покоя целый день: когда проснулся (на часах было восемь), когда принимал душ, когда завтракал, когда сидел на кровати, курил «Парламент» и ждал наступления ночи. Весь день в ушах звучало одно: «Фаннинг… Меня звали Фаннинг…»
Чушь какая-то! Имя совершенно незнакомое! Ни одного Фаннинга Грей в жизни не встречал и людей с похожими именами — тоже. Тем не менее за ночь имя пристало как банный лист, словно, засыпая, он снова и снова слушал песню, и слова прочно укоренились в сознании. Теперь захочешь — не вырвешь… Ну что за черт, какой еще Фаннинг?! Невольно вспомнился тюремный психотерапевт: мерное тут-тут-тук его ручки о стол заполняло мысли и уносило на недосягаемую для сна глубину, которую доктор Уайлдер называл прощением. Сейчас, щелкал ли Грей пультом, чесал ли голову, закуривал ли сигарету, постоянно слышались слова, звучащие контрапунктом каждому его движению.
«Меня (щелчок)… звали (зажигалки)… Фаннинг (затяжка)».
Грей сидел, ждал, курил, снова курил. Что, черт подери, с ним творится? В душе он чувствовал перемены, и явно не к лучшему. Откуда столько тревоги и беспокойства? Он ведь умел убивать время, не делая абсолютно ничего — искусством проводить дни напролет в бездумном трансе за шесть лет в Бивилле овладел мастерски, — а сегодня не получалось. Сегодня он напоминал себе ужа на сковородке! Включил телевизор — звуки не соответствовали изображению, выглянул в окно — глаза уперлись в блеклое небо, серое, как его вечные будни. В такой день возникает одно желание — заснуть, поэтому Грей примостился на краешке кровати и, чувствуя, как мелко дрожат поджилки, ждал вечера. Глаза слипались, словно после бессонной ночи, а ведь он не услышал звон будильника в пять утра и проспал первую утреннюю смену. Пропуск сверхурочной смены он как-нибудь объяснит: расписание спутал, забыл — что угодно, все равно по головке не погладят! Вечерняя смена начиналась в десять, следовало выспаться и набраться сил перед восьмичасовой игрой в гляделки с Нолем.
В шесть Грей натянул куртку и отправился в столовую. Солнце село около часа назад, тяжелые тучи словно впитывали остатки света. Ежась на сыром ветру, он брел по бескрайнему полю между казармами и столовой, мимо шлакобетонного здания, судя по виду, выстроенного наспех. Горы полностью скрылись из виду. В такие минуты Грей чувствовал себя островитянином: мир словно застыл, погрузился в черное море пустоты, которая начиналась где-то за длинной подъездной аллеей. Грузовики, фургоны, военные пятитонки появлялись и исчезали. Куда исчезали? Для Грея — хоть на луну: воспоминания об окружающем мире понемногу блекли. Немудрено, территорию объекта он не покидал уже шесть месяцев.
Обычно в этот час столовая гудела как улей: собиралось человек по пятьдесят, но сегодня перемены наблюдались и здесь. Грей снял парку, отряхнул ботинки от снега и увидел с десяток посетителей, рассевшихся кто парами, кто группами, кто поодиночке. По одежде Грей легко догадался, кто есть кто: медперсонал в форме и обуви на толстой резиновой подошве, солдаты в зимних шинелях, поглощавшие нехитрую еду с аппетитом голодных бомжей, обслуга в коричневых комбинезонах. К обеденному залу примыкала зона отдыха со столами для пинг-понга и аэрохоккея, но никто не играл и не смотрел телевизор. Тишину нарушали лишь мерный ропот голосов да звон стекла и столовых приборов. Одно время в зоне отдыха стояли новенькие компьютеры: хочешь — электронную почту проверяй, хочешь — по сайтам броди, но летним утром лаборанты увезли их на тележке прямо во время завтрака. Кто-то из солдат возмутился, но его не услышали. Компьютеры не вернулись, единственным напоминанием о них были змеящиеся по стенам провода. Грей знал: это случилось не просто так, а в наказание за чей-то проступок. Впрочем, сам он компьютерами никогда не увлекался.
Несмотря на взвинченность Грея, запах горячей еды разбудил аппетит: Депо-Повера сделала его жутко прожорливым — чудо, что вес практически не менялся! Грей пристроился в конец очереди и постепенно наполнил поднос, предвкушая грядущую трапезу: сегодня он съест порцию овощного супа, зеленый салат с сыром и сухариками, пюре, маринованную свеклу и ломтик ветчины, увенчанный кружком консервированного ананаса. Поставив на поднос тарелку с куском лимонного пирога и стакан холодной воды, Грей занял столик в углу. Большинство уборщиков ели поодиночке: обсуждать практически ничего не разрешалось. Порой Грей неделями обменивался лишь «привет-пока» с охранниками на Уровне 3, которые пропускали его на закрытый Уровень 4. Было время, и, по сути, не так давно, когда лаборанты и медперсонал задавали ему вопросы о Ноле — сколько кроликов съедено, сколько зубов выпало, — кивали и записывали ответы в наладонники. Сейчас они лишь молча забирали отчеты, словно считали Ноля прочитанной книгой.
Грей не спеша смаковал одно блюдо за другим. «Меня звали Фаннинг» по-прежнему мелькало в сознании, точно бегущая строка, но от еды поблекло, и на пару минут Грей о нем практически забыл. Он почти расправился с пирогом, когда к столику приблизился солдат, которого вроде бы звали Полсон. Грей и раньше его видел, хотя в камуфляже, футболках и блестящих сапогах солдаты кажутся чуть ли не близнецами. Да еще эти стрижки! Солдат точно не стригли, а брили налысо, а потом для смеха приклеивали уши. Какого цвета микроежик Полсона, Грей определить не мог.
Полсон уселся напротив Грея, вернее, не уселся, а «оседлал» стул и выдавил из себя улыбку, которая дружелюбной совсем не казалась.
— У вас, уборщиков, аппетит бешеный, да?
Грей пожал плечами.
— Тебя ведь Греем зовут? Мы с тобой часто сталкиваемся!
— Угу. — Грей отложил вилку и не спеша прожевал пирог.
Полсон задумчиво кивнул, точно решал, нравится ему имя или нет. Внешне его лицо излучало спокойствие, но какое-то натужное и неестественное. Вот его взгляд метнулся к камере слежения, расположенной в углу, аккурат над их головами, и вновь остановился на Грее.
— Вы, ребята, жуткие молчуны, — заявил Полсон. — Извини, но порой аж оторопь берет!
«Ага, оторопь! — подумал Грей. — Знал бы ты, солдатик, отчего оторопь берет!»
— Я тут спросить хотел… — Полсон выпятил подбородок и показал на тарелку Грея. — Ты ешь, ешь… Можно ведь одновременно и есть, и болтать!
— Уже наелся, — ответил Грей. — Мне на работу пора.
— Как пирог?
— Вас правда пирог интересует?
— Не-ет, — покачал головой Полсон, — я лишь проявляю элементарную вежливость, даю мастер-класс по светским беседам.
«Что ему нужно?» — недоумевал Грей. За шесть месяцев солдаты и двух слов ему не сказали, а этот Полсон вдруг вздумал учить хорошим манерам у камер слежения на виду.
— Пирог отличный, — выдавил из себя Грей. — Я вообще лимоны люблю.
— К черту пирог! Плевать я на него хотел!
Грей взялся за поднос.
— Мне пора! — объявил он, но встать не успел: запястье сжала рука Полсона. По одному прикосновению Грей понял, как силен этот солдат: бицепсы Полсона больше напоминали стальные прутья.
— Сядь на место, говнюк!
Грей повиновался. «Где все? — испуганно подумал он и, глянув через плечо Полсона, убедился, что столовая практически опустела. Лишь в дальнем углу обеденного зала пара лаборантов потягивали кофе из одноразовых стаканчиков. — Куда подевались?»
