Настойка оставила во рту сильный привкус аптеки, а хозяин, повернувшись к бочкам, быстро наполнил красным вином два бокала.
– Не думаю, что вы захотите разбавлять его водой, – сказал он, поставив один из бокалов передо мной. – Не сейчас, я уверен.
– Верно, я хочу напиться, – не стал я скрывать своего замысла.
– Я составлю вам компанию, пожалуй.
– А… как же заведение? – удивился я.
– Скоро все вернутся с казни, и буфетчик, и подавальщицы, и повар. А я могу себе позволить выпить. У меня тоже есть причина. За свершившееся правосудие… для вас. – Он поднял бокал и чокнулся с моим.
Я подтащил ближе высокий табурет и сел напротив.
– А что для вас эта казнь? – спросил я его. – Что за причина, если не секрет?
Хозяин задумчиво посмотрел мне в глаза, на мой мундир, затем, не ответив на мой вопрос, задал свой:
– И что теперь, сотник? Вы же в отставке?
– Я не знаю, – ответил я ему.
– Вы надели этот мундир ради… вот этого? – Он снова показал на дверь.
– Считаете, не стоило?
– Считаю, что стоило. Я знаю, что случилось с вашим народом. Семья?
– Все погибли.
Хозяин вздохнул, кивнул каким-то своим мыслям, потом наклонился вперед, опираясь на локти:
– Вы ведь не наведете на старика «верных», если я скажу вам правду?
– Я даже не слышал про этих «верных» до недавнего времени.
– Правильно, раньше и я не слышал. – Хозяин покосился на входную дверь, словно ожидая увидеть там кого-то подслушивающего. – Но они взяли много силы в последнее время. Когда вы были на войне, пожалуй. Теперь лучше говорить осторожней, месяц назад на той же площади вырвали языки пятерым разговорчивым, а потом продали страдальцев на угольные копи.
– Я не побегу доносить, если вы именно об этом спрашивали, – посмотрел я ему в глаза. – Но если сомневаетесь, то лучше не рассказывайте ничего. Мы никогда не виделись прежде и, может, никогда не увидимся впредь. Есть ли смысл в откровенности?
– Есть, – сказал хозяин, отпив большой глоток вина. – Иногда легче рассказать что-то абсолютному незнакомцу, чем кому-то, кого ты хорошо знаешь. Если тебе уже заранее известен его ответ, так какой смысл в рассказе?
– Может, и никакого, – согласился я.
– Вы не были здесь, когда ныне правящий князь пришел к власти?
– Был. Недолго.
Собеседник посмотрел мне в глаза, словно пытаясь прочитать в них продолжение моего ответа, но продолжать я не хотел. Он кивнул, снова выпил вина, вытер губы уголком передника.
– Тогда вы должны помнить аресты. Многих людей обвинили в заговоре. Потом их казнили, опять же на той самой площади, где сейчас жарится Орбель. Вы помните?
– Да, я это помню.
– У меня был сын. Он служил в Первом Конном полку. Носил шнур взводного. Когда пришли арестовывать командира, полковника Ирли, сын пытался его защитить. Как мне рассказали позже. Пришедшие пригрозили предать казни семью полковника, а у того было шестеро детей, – хозяин таверны вздохнул судорожно, я заметил, как задрожали его руки. – Поэтому полковник Ирли приказал сыну сдаться. И сдался сам. Их увезли в усадьбу генерала Майра, там всех пытали. Сын пришелся просто кстати, его не было в списках на арест. К утру, стараясь получить с него показания на полковника Ирли, его запытали до смерти.
Звон в голове, не чувствую руки, которая держит бокал. Прикрыл глаза – перед глазами картина серого утра, каменные стены, огораживающие усадьбу арестованного генерала, крики пытаемых, едва доносящиеся из подвала через крошечные окна. Запах паленого. Костры. И ощущение победившего зла. Великого зла, которое перемалывало своих жертв.
– Сейчас у него, того, кто убил моего сына, триумф. – Хозяин выпрямился, допил залпом вино и сразу налил следующий бокал. – Он забрал себе всю власть в видимых землях. Что дальше? Кого надо будет еще арестовывать по ночам и пытками убеждать в том, что они враги? Какая следующая ступень? Я сейчас пью, потому что мне страшно. Я одинок, я никому не нужен, казалось бы, чего мне страшиться? А мне страшно за всю эту страну, этот наивный и тупой народ, который радуется казни чужого владыки, не понимая, какая петля сейчас затягивается на шее каждого. Допивайте, я налью вам следующий. И потом идите, не надо платить. Я ведь знаю, что аресты совершали наемники, которых привезли в Альмару ненадолго. И среди них были вольные, мне рассказал слуга из дома полковника. Допивайте и идите. Мне нечего больше вам сказать.
8
Я не помню, как дошел до пансиона в тот вечер, настолько был пьян. Не знаю, снилось мне что-то или нет, но спал я плохо, часто просыпаясь. Окончательно разбудил меня хозяин, постучав в дверь комнаты:
– Мастер сотник, там вас у дверей дожидается курьер!
– Хорошо, я выйду! – крикнул я через дверь.
Одевшись кое-как, вышел на крыльцо. Курьером был человек в форме почтовой стражи, протянувший мне пакет.
– Приказано вручить лично, – сказал он.
– Благодарю.
У себя в комнате сломал сургучную печать, вытащил лист бумаги с несколькими небрежно написанными строчками.
Бирр. Сам глава «верных», сидевших вчера с князем. Что может быть нужно ему от меня? Не арестовывать же за вчерашний разговор с хозяином таверны меня собираются? И не так арестовывать принято. Прислали бы вместо курьера отряд… таких, как я тогда, во время переворота, и все.
Зачем я еще могу быть ему нужен?
Из-за Арио. Арио Круглый потерял силу и влияние, но он жив, он цел и именно он привез Вайму в цепях его заклятого врага. Круглому словно пелена на глаза упала, он не видит, что каждая его новая услуга лишь приближает тот день, когда князь его уничтожит. Это оскорбляет князя, напоминает ему, что он может быть кому-то обязан, а владетели не бывают обязаны. Обязаны им. Все и всем.
Мне не хочется видеть Бирра, равно как и кого-то иного из его людей. Мне не хочется видеть Арио и даже Злого с Тесаком. Мне просто хочется оседлать коня и уехать куда-то, и сдерживает меня лишь то, что я не знаю, куда мне ехать. И зачем.
А может быть, лучше плыть по течению? Я жду знака, а не может ли это быть именно им? Бирр? А почему нет? Странно было бы ожидать белого аиста, несущего пальмовую ветвь и сулящего счастье – счастье мое не здесь. Так почему не Бирр, в конце концов? На роль черного ворона он вполне сгодится. Несчастье может принести и он.
Надел мундир, оседлал Кузнеца, обрадованного возможностью размяться – последние дни были совсем тихими для боевого коня. Заехал к цирюльнику, который подстриг меня и подровнял усы. Потом заехал к Барату, поселившемуся у молоденькой бездетной вдовы на Гончарной улице, и застал его спящим. Подружка же его уже давно хлопотала по хозяйству и сейчас развешивала стираное белье во дворе. Я прямо