знакомства с гидом. Коренастый, с надорванными брючными карманами, в несвежей рубашке Ракеш производил довольно странное впечатление. Неужели у них вся такая интеллигенция? Русский язык далеко не блестящий.
Обзорная экскурсия по городу. Мемориал Махатмы Ганди, дом-музей Индиры Ганди.
Нищета, грязь, отсутствие жилья и работы, огромное количество детей, моторикш и попрошаек. На перекрёстках дорог груды мешков с песком…, автомашины, патрули. Накануне были выступления против правительства. Нет, это не дома за чашечкой чая одним глазом смотреть 'Время'. Всё правда, она рядом и даже существует вероятность стать очевидцем каких-либо событий. Ну, хватит политических инсинуаций. Я в Индии, передо мной минареты, храмы и, если захочу, могу потрогать их рукой. Мокрая от пота, оглядываюсь и с радостью замечаю, что не одна я. Савина плывёт, Валентина сидит на ступеньках с каплями на подбородке.
Сейчас мы едем к гигантскому минарету — Кутуб Минару. Уличные торговцы, зазывалы, продавцы 'проспектов' окружают плотным кольцом. Я с боем и неизменным 'ноу' продираюсь сквозь них. Жара, жара, жара. Нет тени, нет спасения, да и тень прохлады не приносит, впереди Красный Форт. Все из русских, побывавшие в Индии, не миновали эту грандиозную крепость.
Огромные, наклонные стены из красного песчаника появились, будто на экране телевизора. В нём нет храмов. Есть что-то вроде русских палат, есть безупречно подстриженная трава, продавцы воды. А дальше торговая улица крепости. Нет, здесь не потеряешься — здесь ослепнешь, режет глаза от золота, драгоценных камней и украшений, неизвестно из чего.
А 1200 рупий жгут карман. Один час на все лавки. И первая, конечно, 'Хусейн'. Вот и сам хозяин: толстый, сытый, грязноватый, с приклеенной улыбкой. Мы бросились к прилавкам, как голодные к котелку с едой. Нет силы, способной остановить русского туриста, и начался торг. Бирюза — пять кусков мыла...: ' Мало мадам', гранат — пять кусков: ' Очень мало...' Оставив надежду пробраться к прилавку, мне ничего не оставалась делать, как наблюдать за группой. Пожалуй, только пятеро не принимали активного участия в купле-продаже и примерке кожаных вещей. Старшой с переводчицей немного брезгливо стояли в стороне (они-то своё возьмут!!!), Валька не могла ' столь низко пасть ' в первый день; мне было не пробраться да, честно говоря, я и не знала толком, чего мне надо; старенькая тетенька Наташа, стоя у косяка, собирала силы для робкого штурма; да Виктор — летчик, начисто отвергающий всякую толкотню, ажиотаж и шум-гам вокруг мелочей жизни.
Я с трудом выбралась из лавчонки, заполненной потными советскими туристами и, не сделав и трех шагов, попала в 'парную' другой лавки. Здесь попроще, да и наших поменьше, но они торгуются еще ожесточенней. Это 'Павловны' — две подружки лет 45-и. Они на это способные — сразу бросаются в глаза. Не успела я и сориентироваться, как приказчик набросил мне на шею нефритовую нитку. Я робко пыталась доказать, что мне не надо 'этого'. 'Но, мадам, хорошо, тебе хорошо', цокая языком и одновременно поглаживая по нижней части спины. Пришлось взять. 'Павловны' шипели: 'От тебя не убудет, бери еще что-нибудь' и, взяв еще две нитки, я выбралась из лавки все на тоже пекло.
Кажется, что воздуха нет совсем, марево колыхалось, не давало рассмотреть что-то и в пяти метрах. Спроси, как меня зовут, и я не сразу отвечу. Мозги начали плавиться, а с ними и шоколад 'Аленка', зачем- то засунутый в сумку. 'Черт, перепачкала всё', — я осторожно достала и положила обертку с жидкой текущей массой на плиту.
Вскоре возникла замученная, мокрая, но счастливая Савина с тюком под мышкой.
— Что это?
— Я пальто купила (в глазах блеск удачливого охотника).
— Тань, ты его мерила?
Ага... В номере рассмотрю — жарко.
Мимо нас гордо, ничего не видя перед собой, шел тощий индус, неся капающий шоколад 'Аленка'. Нам стало смешно. Вряд ли он понимал — что это, но знал твердо — съедобно.
Казалось, сними я рубашку, сними все, что есть на мне, и легче не станет. Только душ и чай могут спасти. А группа все не шла, продолжая торговаться.
Рваные картинки событий в ожидании группы.
Выделив меня из толпы, заковылял инвалид — мальчик лет 10-и, без ноги, с торчащей костью. Бежать было некуда, и я сделала 'страшное' лицо (мол, ни денег, ни 'ченжа' ничего нет), но он — то, видно, видел и пострашнее. Демонстрирует какой-то блокнот в руке: на нем пишешь, закрываешь, и надпись исчезает. 'А, куплю',- подумала я.
— Сколько?
— Ван сигарет.
Одна сигарета, что ж, цена подходящая. Но, как только он почувствовал ее в своей ладони, так неожиданно быстро исчезли и блокнот, и сам нахальный инвалид.
У края дороги на траве стоит немолодой индус. Рядом у ног змея в лукошке. За кусок мыла хозяин- заклинатель позволял заснять кормилицу, но мыла не было с собой. И черт с ней! 'Индия большая, змей много и твоя не последняя', — равнодушно подумала я.
Господи, наконец, пришли все, автобус тронулся. До отеля не смолкали крики, переходили из рук в руки купленные вещи. Друг у друга вырывали удачные покупки. Приехали.
Савина на ужин спуститься не смогла...
— Отстань, тошнит меня от пищи, я 'полежу'.
'Ну и хрен с тобой',- подумала я. Аппетита не было, тем более то, что я взяла, было неизвестно из чего. Не ясно мясо или овощи, или рыба. Только 'кола' радовала глаз.
Первый день в Дели — он был бесконечен.
Нет нам покоя и после ужина: экскурсия в дом 'среднего достатка'. Хочешь, не хочешь, а ехать придется, в номере не оставят — кругом агенты спецслужб (!!!), которые только и ждут, как бы завербовать советского туриста. Я, матерясь в душе, что не успела принять душ и спокойно полежать перед телевизором с сигаретой и Савина, чертыхаясь из-за ужасной жары, — поднялись и пошли к выходу.
У автобуса, изрядно поредев, стояла кучка наших. За остальными пошел старший с каменным лицом. А как же! Порядок должен быть везде! Собрали всех, расселились и погрузились в темноту индийского вечера. Темнота не была совсем черной, а казалась фиолетово-серой от дымков спиртовок, на которых нищенки жарили кукурузу, а также от тускло освещенных, совсем маленьких лавчонок с продуктами. И даже очень яркие звезды не искрились в темном небе, казались мутными и близкими. Шум города стих, только шорох шин, сигналы автобусов и моторикш изредка нарушали тишину.
Вечерняя жизнь города мало, чем отличалась от дневной, пожалуй, было больше личного, семейного. Крошечные навесы создавали видимость домов, под ними копошились члены семейства. На маленьком, просто игрушечном костерке жарилась лепешка. Тут же что-то ели, ругались. В придорожных канавах мылись, стирали, черпали воду для дома , справляли нужду. Стен нет, ни от кого скрывать свои секреты, да их и нет.
Доехали быстро. Вышли из автобуса в кромешной темноте рядом с центром, но ни одного фонаря нет. Огромное количество собак — штук 20 и, на удивление, все одинаковые, наверно, родственники.
Дом 'среднего достатка' выступил из темноты, чем-то, напоминая большую коробку из-под апельсинов. Серый, невысокий, двухэтажный, с узкими бойницами вместо окон, причем расположенных, казалось бы, без всякой системы.
Каменные ступени очень крутой лестницы вели наверх, где из дверей выглядывали лица владельцев. Нас привели в 'шикарно' обставленную комнату с телевизором 60-х годов и холодильником, чем-то похожим на комод, шкафом и диваном без обивки. Расселились кто куда: для 32-х человек комната явно была маловата. Хозяин, индус лет 32-33, встал в центр комнаты и коротко рассказал о себе и семье. Они относятся к одной из высших каст — брахманы. Все, или почти все, члены касты учатся в частных школах, а затем получают места чиновников в департаментах, правительстве. В доме этом живут три семьи. Бабушка — соратница Индиры Ганди, совсем старая, седая старуха — поулыбалась нам в проем двери; он сам — служащий фирмы, которая обслуживает нас, и его брат чиновник. Все живут с семьями, детьми. Он считает, что семьи обеспечены — у каждой семьи есть мотороллер. Сидели при свечах, так как электричество, в целях экономии, отключили, 'кондишена' нет, а вентилятор не работает. Я, притулившись на спинке дивана, исходила потом. Подали чай, 'хворост' и печенье. С трудом выпили, посмотрели домашний
