Весьма сожалею. Ну, так слушайте: как только у меня пробьются усы, я непременно поступлю в мореходное училище. Пройдет несколько лет — и будьте любезны, стойте передо мной по стойке «смирно»! Я — капитан дальнего плавания. Надену черный пиджак с золотыми нашивками на рукавах, а курить буду прямую длинную трубку, набитую самым ароматным в мире табаком.
Симас свирепо покосился в мою сторону:
— Если ты сейчас же не перестанешь изображать обезьяну, так и знай — останешься дома. Я тебя ждать не собираюсь.
Несколько слов о трубках.
Как-то раз я уже пытался затянуться из трубки Симаса, но она показалась мне настоящей отравой. Потом у меня целый час текла слюна и мне даже стало плохо. Тошнота прошла только на следующий день. Ну и противная она, эта трубка Симаса!
Симас нервно взглянул на часы. Действительно, надо было торопиться, потому что мы могли опоздать на поезд. Впопыхах я сунул в рюкзак бинокль с единственным целым стеклом и леску, намотанную на ручку с пером. Симас запер двери. Мы вышли на улицу, омытую дождем. Там нас ожидала «Победа».
Небо прояснялось. С лип на асфальт падали последние капли дождя.
По улице скользнул солнечный луч.
ДИЗЕЛЬНЫЙ ПОЕЗД № 55
Набирая скорость, «Победа» мчалась по залитым солнцем городским улицам. Под колесами машины шуршал еще мокрый асфальт, отсвечивавший так ярко, что шофер невольно щурил глаза. Управлял машиной он как-то особенно лихо и снижал скорость только на перекрестках, довольно робко поглядывая на франтоватых милиционеров.
Рядом с рулем тихо тикали часы; мимо мелькали витрины магазинов, красные, желтые, зеленые глазки светофоров; милиционеры плавно помахивали полосатыми палочками.
На улицы снова высыпал народ.
Погрузившись в радостные мысли, я и не заметил, как машина, сделав последний поворот, остановилась у вокзала.
Я схватил свою кепку и следом за Симасом заторопился к билетной кассе. Там творились весьма неприятные вещи. А именно: кассирша, сердитая старуха со сморщенным лицом, высунула в окошко свой длинный нос и ледяным голосом объявила, что билеты будет продавать только командировочным.
Поднялся шум. Толстый, как бочка, гражданин, побагровев, размахивал огромным портфелем, требуя билета; низенькая, но на редкость горластая тетка с эмалированным кувшином подмышкой обозвала кассиршу ведьмой.
Пробраться к кассе не было никакой надежды. Симас еще больше заволновался. Он несколько раз снимал и снова надевал шляпу.
В это время у окошечка неожиданно появился милиционер с длинной шашкой. Он будто с неба свалился.
Однажды зимой милиционер поймал меня, когда я ехал на коньках, уцепившись за машину. Тогда я решил, что милиционеры — люди не в меру суровые и придирчивые. Но теперь, когда Симас благодаря милиции пробился к кассе и, сунув кассирше командировку, получил билеты, я сразу переменил свое мнение.
Мы поспешили на перрон. Там уже стоял синий дизель Вильнюс — Клайпеда № 55. Едва мы успели разыскать свои места, как дизель засвистел в последний раз и тронулся.
Я взглянул в окно. На перрон выбежал высокий мужчина в морской форме и бросился к нашему вагону. Моряк успел прыгнуть на ступеньки. Через несколько мгновений, немного запыхавшись, он пронесся мимо нас, точно все еще куда-то торопился.
Дизель начал брать разбег. Позади остались железнодорожный мост, водонапорная башня, мимо проскользнул товарный состав, груженный какими-то огромными машинами. Я успел разглядеть черного от копоти веселого машиниста, высунувшего голову из паровозной будки.
Дизель катился все быстрее. Я прижался носом к окну. На стекле трепетали еще непросохшие капли дождя.
Замка Гедимина уже не было видно. Его загораживали корпуса депо, дома удалявшегося города.
Симас, все еще красный и разгоряченный, утирал носовым платком вспотевшее лицо. Галстук какого-то неопределенного цвета, который он носил уже целый год, сбился на сторону, пиджак расстегнулся.
— Фу ты! Атмосфера здорово накалилась! — буркнул Симас, расстегивая ворот рубахи.
Я знал: у Симаса привычка слишком тепло одеваться. Ему все казалось, что он может простудиться. А я на собственном примере стремился доказать, что летом человеку и в одной рубашке не холодно. Симас при всяком удобном случае твердил мне неоспоримую истину: «Пар костей не ломит». Но согласитесь со мной, что истина эта не всегда звучит убедительно.
Рядом с Симасом расселась расфуфыренная девица в очень пестром и пышном платье. Не обращая на нас никакого внимания, она вытащила из сумочки зеркальце и накрасила губы. Теперь казалось, будто она только что лизала варенье. Потом девица с самодовольным видом принялась есть конфету «Чио-Чио-сан» — осторожно, словно опасаясь испачкать свой вздернутый нос. Покончив с конфетой, она встала, прошлась по вагону и бросила несколько нежных взглядов на мужчину в потертой морской форме — того самого, который чуть было не остался на перроне. Он играл в шахматы.
«Дуреха! — подумал я, отворачиваясь от девицы. — Кукла!» Но моряк интересовался шахматами гораздо больше, чем девушкой. И я, конечно, обрадовался этому.
— Ну как, мы ничего не забыли? — спросил меня Симас, раскрывая геологический журнал. — А ты почему приуныл?
Я промолчал. Вовсе я не приуныл, но чего без причины скалить зубы? И тогда Симас произнес страшные слова:
— Нечего тебе по городу скучать. В деревне замечательно проведешь каникулы — купаться будешь, рыбу удить в озере…
Я так и опешил. Нет, нет… Наверно, у меня заложило уши и я просто недослышал…
— Что с тобой? — тревожно спросил брат.
— Так… так, значит… мы не к морю едем? — пролепетал я, запинаясь, совершенно потрясенный словами брата.
— Нет, не к морю. — И Симас, вдруг что-то вспомнив, заморгал удивленно глазами и хлопнул себя рукой по лбу. — Да разве я тебе не говорил, что мне командировку совсем в другое место дали?
Если мужчинам вообще когда бы то ни было полагается плакать, то я убежден — только в таких случаях. Плакать от обиды, от досады, когда чувствуешь себя таким обманутым…
И во всем виноват Симас. Он человек очень рассеянный. Всегда что-нибудь сделает наоборот! Вы только представьте себе: как-то раз он засунул линейку за голенище сапога, а потом проискал ее целый день. Я-то линейку видел, но молчал, потому что накануне получил от него подзатыльник за его трубку.
Мне показалось, что девица в очень пестром и очень пышном платье глядит на меня и насмешливо улыбается. Я хотел было состроить ей такую гримасу, чтобы она сразу отвернулась, но сдержался.
Сидеть и слушать, как стучат колеса дизеля по стыкам; рельс, мне стало невмоготу.
Во рту пересохло. Я вышел в коридор напиться. Вода была теплая, невкусная. Пил я ее медленно и все боялся, что вот-вот…. разревусь.
