«ХРИСТОФОР КОЛУМБ»
Вот ведь, кажется, чего проще — законопатить течь в лодке. Но так только кажется. А когда приступишь к делу, то вдруг понимаешь, что не хватает самых обыкновенных вещей, без которых починить лодку немыслимо. Вот, скажем, сделай милость, разыщи-ка дома пук пакли или, например, жестянку со смолой. Нет, скорее уж тетя даст горшок прошлогоднего крыжовенного варенья, чем подобные вещи.
Надо признать, что все трудности с починкой лодки достались на долю Джюгаса. Но Джюгас не унывал. Не такой он человек. Не будет вешать нос из-за какой-то там жестянки. Пристанет хотя бы к тому же самому мельнику и не уйдет до тех пор, пока не добьется своего.
Так и произошло. Вскоре у нас было все необходимое.
Закипела работа. Ах, если бы вы только видели! Мы трудились не покладая рук, позабыв про обед и про жаркое солнце да, наконец, и про все на свете…
Джюгас заткнул паклей щели в лодке, замазал их смолой. Я постукивал молотком где надо и где не надо и раз довольно крепко съездил по собственному пальцу. Боль была такая сильная, что на глаза набежали слезы, а палец весь посинел. Конечно, это была мелочь по сравнению с предстоящим путешествием… Да, путешествием… Теперь уже можно сказать открыто: мы задумали доплыть на лодке до самого моря…
К вечеру мы вздохнули с облегчением. Жара спала. Лодка была уже починена. Хоть сейчас пускайся в дальнее плавание.
Оставалось только придумать название. Ах да, я еще не успел сказать вам, что лодка перестала быть лодкой. Позабудем о старой плоскодонке мельника. На прибрежном песке лежала шхуна. Без парусов, без штурвала (и то и другое нетрудно вообразить), но все-таки шхуна!..
Подобрать для шхуны приличное название было нелегким делом. Одни имена казались нам неблагозвучными, в других тоже чего-то недоставало. По-моему, гораздо легче заучить несколько правил по алгебре, чем окрестить корабль перед спуском его на воду…
Наконец мы решили, что нашу шхуну неплохо было бы назвать «Христофор Колумб».
Джюгас взял кисточку, которую он сам смастерил из конского хвоста, чтобы цинквейсом (есть такая белая краска) написать на борту название шхуны. Он присел на песок, обмакнул кисточку в краску и начал выводить «Христофор Кол…» Но тут на прибрежный гравий вдруг упала черная тень. Кто-то громко захохотал.
Мгновенно мы обернулись.
За нашей спиной стоял Дилба. Его грязная рубаха была расстегнута. Он, видимо, был в великолепном настроении.
— «Колумб»! Хе-хе-хе! — Дилба нарочно хохотал как можно громче, слегка раскачиваясь на своих длинных ногах. — Ой, помру! Ой, не выдержу! Бог ты мой… Это просмоленное корыто они назовут именем Христофора Колумба!
Кисточка прыгала в руках у Джюгаса. Он поднялся с песка. Лицо его покраснело, брови были нахмурены. Я видел, как у него задрожала нижняя губа.
— А тебе какое дело?
Я приготовился, если понадобится, съездить разок Дилбе по физиономии.
Тот продолжал нагло ухмыляться, но обратился к нам уже довольно миролюбивым тоном:
— Вижу, вы еще совсем зеленые… С вами и пошутить нельзя!.. Но я не позволю оскорблять человека, который изобрел паровую машину!
— Паровую машину?.. — спросил я, не веря своим ушам.
— Конечно! Он первый на ней поплыл в Америку! — отрезал Дилба.
Джюгас серьезно взглянул на него:
— Дилба, ты просто спятил. Помнишь, учительница на уроке географии сказала, что у тебя что-то странное с головой творится…
— Помню…
— Тебе надо лечиться, — вздохнул Джюгас, — а то будет плохо.
На лице у Дилбы промелькнуло выражение озабоченности. Он как-то робко присвистнул и сказал:
— Чушь ты всякую выдумываешь! Я совсем здоров. Только позавчера живот болел.
— Ой, Дилба, Дилба, ведь потому и болел живот, что голова у тебя не в порядке!
Было ясно, что слова Джюгаса произвели впечатление на Дилбу. Я еле удержался, чтобы не фыркнуть. Дилба хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и тяжелой походкой поплелся в сторону «Ямы Перкунаса».
— Зачем ты, Джюгас, так его напугал?
— А пусть не лезет к нам! — засмеялся Джюгас. — Ты его не жалей. Видишь — сразу отстал.
Вскоре «Христофор Колумб», скрипя по прибрежному гравию, сполз в воды Сруои. По сторонам разбежались небольшие волны.
Мы вскочили в лодку и заработали веслами.
Скоро лодку подхватило течением, и мы почувствовали, что плывем.
— Гляди, не протекает! — зашептал взволнованный Джюгас.
— Не протекает! — крикнул я, налегая на весла.
От прибрежных ракит по воде протянулись синие тени. За городскими домами угасало солнце. А по реке плыла лодка с двумя мальчиками. Они пели.
Знайте: это были мы — я и мой приятель Джюгас.
Вечером я узнал от тети, что Вилюс взял удочку, одолжил у приятеля велосипед и на несколько дней уехал к Щучьему озеру.
Кто знает, может, нам доведется встретиться с ним?
«ВАШИ КОТЛЕТЫ БЫЛИ ОЧЕНЬ ВКУСНЫЕ»
Тихонько, чтобы не разбудить еще спавшей тети, я оделся и торопливо стал писать.
«Милая тетя! — писал я карандашом на листочке бумаги. — Ваши котлеты были очень вкусные. Но я дольше не могу здесь оставаться. Не ищите меня, через несколько дней я вернусь сам. Когда вы проснетесь, я буду уже за много километров отсюда.
Я осторожно отворил дверь в кухню. Там никого не было. Тетя еще спит. Не знает она, что ее любимый племянник, не сказав ей ни слова, покидает гостеприимный дом… Покидает, как какой-нибудь преступник… От этой мысли меня в жар бросило. Но колебаться было некогда, и я оставил записку на столе. Мне даже в голову не пришло, что содержание записки может плохо подействовать на слабое сердце тети. Если бы знать все наперед, я., конечно, не поступил бы тогда так бессовестно.
Я вышел во двор. В глаза мне ударил солнечный свет; я зажмурился. Город просыпался от короткого летнего сна. Из труб уже потянулись к небу сероватые дымки; по улице прогромыхала телега.
И все-таки вокруг было совсем тихо. Наверно, поэтому мне показалось, что мои башмаки стучат очень громко. Я торопился к окутанной туманом реке.
Там меня уже поджидал Джюгас. Он нахлобучил на голову старую широкополую шляпу, которая
