— Значит, не вооруженцы, а вооруженщины, — улыбнулась Марина. «Самарин. Откуда мне известна эта фамилия?»
— Не верится? А ведь это истинная правда. У меня смешно получилось… Сорок шестой полк, про который я говорю, очень был знаменит, о нём и в газетах писали, и в журналах. Тогда у многих, в том числе у меня, создалось такое мнение, что в женском бомбардировочном гвардейском авиаполку и женщины служат особые, на других не похожие, не столько они женственные…
— Сколько мужественные, да?
— Точно. Но не в том смысле мужественные, что каждая способна на героический подвиг, а так, как говорится, чисто внешне. Одним словом, представил я себе, такие они все мощные, и голоса у них не женские, и плечи не как у вас, а как примерно у меня…
— Так оно и было на самом деле? — Марина вдруг почувствовала, что он где-то совсем близко, ответ на её вопрос. Вот-вот сейчас он что-то скажет — и она вспомнит, она наконец вспомнит, откуда ей известна его фамилия.
Как человек бывалый и к тому же опытный рассказчик, Самарин выдержал небольшую паузу, жестом испросил разрешения закурить и смущённо, почти виновато сказал:
— В том-то и дело, что всё было совершенно не так. Вот я гляжу на вас, какая вы женственная в этой вашей шубке с белым воротником, гляжу и думаю, что многие молодые ребята на фронте в своих тихих мечтах представляли девушек из сорок шестого именно такими. И вот, прошу внимания, в одной центральной газете поместили статью про боевые будни этого самого полка. В центре была фотография — девушка, самое большее лет двадцати, гимнастёрка, шлем с белым подшлемником, глаза вот такие и улыбка… Увидел я эту фотографию и, как говорится, потерял покой и сон. Сел я, мобилизовал свои способности и сколотил небольшое такое послание в стихах…
— Вы его помните?
«Ни о чём больше не надо его спрашивать, всё будет ясно сейчас, через минуту».
Самарин, щуря глаза, смущённо признался:
— Вы, возможно, будете смеяться, но писал я от всего сердца… «Здравствуй, небо голубое, здравствуй белы облака. Славной гвардии девчата, вам привет из артполка!..»
— Ага, значит, вы были артиллеристом? — спросила Марина, с весёлым торжеством глядя на Самарина. Какая же у неё потрясающая память. Она была уверена, что вспомнит, и наконец вспомнила!
Самарин погрозил ей пальцем. Это означало, что поэта, даже начинающего, никогда нельзя перебивать.
— Да, я служил в артиллерии. Я начну сначала. «Здравствуй, небо голубое, здравствуй, белы облака. Славной гвардии девчата, вам привет из артполка! Как фашистская машина скоро вся разломится, разрешите, девушки, с вами познакомиться. Со своей артбатареи посылаю вам привет и прошу вас, дорогие, чтобы дали мне ответ».
Марина закрыла руками лицо. Наверно, ей было смешно и она захотела это скрыть.
— Вот вы смеётесь, — в голосе Самарина прозвучала обида, — а я ведь, между прочим, не являлся тогда членом Союза писателей…
— А сейчас являетесь? — не открывая лица, спросила Марина.
— Нет. Пошёл по другой линии.
— Это всё, что вы тогда написали?
— Ещё была концовка.
— Правильно. Ещё была концовка, — сказала Марина. Она опустила руки на колени и чётко, с весёлым вызовом прочитала: — «Сам я парень неженатый, не поэт и не артист, вам хорошего желаю и душой всегда я чист».
Самарин замер. В кино это, кажется, называется стоп-кадр.
— Вопросы будут? — тихо спросила Марина.
Самарин, как спросонья, потряс головой и тоже тихо, почти шёпотом спросил:
— Это что… в газете была ваша фотография?
— Нет. Фотография нашей однополчанки Жени Рудневой. А стихи были адресованы всему полку, и весь полк выучил их наизусть, лейтенант Самарин.
— Я тогда ещё был младший лейтенант, — пояснил Самарин, с нарастающим интересом глядя на Марину, — Нет, нет, нет, — он вздохнул и развёл руками, — такое бывает раз в сто лет…
«Удар! Ещё удар!» — смеясь, решила Марина и, поправляя шарф, как бы невзначай распахнула шубку всего на несколько секунд, но Самарин уже заметил на лацкане её жакета Золотую Звёздочку.
Он поднялся со скамейки и поднёс ладонь к своему легкомысленному головному убору.
— Подполковник Самарин. Очень рад.
В ответ Марина назвала свою фамилию, ту, прежнюю, которую она оставила по настоянию мужа, и протянула Самарину руку:
— Я считаю, мы должны ещё раз встретиться.
— Обязательно, — не поборов ещё смущения, сказал Самарин. — Надо познакомить вашу Ленку с моим Петькой.
— Конечно, — улыбнулась Марина, — тем более они живут в одном доме.
Сибирский цирюльник
У Кравцова привычка — приступая к работе, непременно осмотреть лицо клиента, И это вполне понятно. Профессия того требует,
В парикмахерской при гостинице он трудится давным-давно. Как демобилизовался, так сюда и устроился. Всё же полезно много лет на одном месте проработать. Если ты мастер и дело знаешь, тебе почёт и уважение. В зале ожидания народу полно, а отдельные товарищи норовят свою очередь уступить, лишь бы к нему, к Кравцову, в кресло сесть. Те, что в первый раз пришли, на возраст надеются: парикмахер седой, значит, со стажем и всё будет в наилучшем виде. Но если посерьёзней разобраться, дело не в возрасте. Случается — у мастера внешность как у профессора химии, а по классу он и не профессор, и не мастер, а многолетний любитель. Весь секрет в таланте, в умелых руках и в понимании вопроса.
Прошлый год в журнале «Служба быта» была статья напечатана про Кравцова. А как всё получилось? Сидел у него в кресле товарищ, делал он ему фасонную стрижку. Слово за слово, разговорились, и Кравцов изложил, как после ранения попал в госпиталь, а когда подлечился, оставили его при госпитале парикмахером. Вернули к довоенной профессии. И так вот до самой до победы обслуживал советских воинов — солдат и офицеров. А в мае сорок пятого довелось ему лично побрить первого коменданта города Берлина генерала Берзарина. Когда Кравцов обо всём этом поведал клиенту, оказалось, что он журналист. И написал он про Кравцова в журнал. В итоге сотрудники парикмахерской и вообще всей гостиницы узнали из печати, что за человек Кравцов Иван Тимофеевич, что он за мастер и как он внёс свой скромный вклад в достижение исторической победы.
Надо сказать — Кравцову повезло. Одно дело — парикмахерская общего типа, и совершенно иная картина, если салон при гостинице. В гостинице какой контингент? В основном приезжие со всех концов нашей необъятной родины. А у Кравцова, между прочим, сильно развита зрительная память. Почему? Потому что, пока сидит клиент и ты к нему приглядываешься с близкого расстояния, многое успеваешь разглядеть. А если ты этого клиента раньше обслуживал, обязательно его вспомнишь.
С особым пристрастием Кравцов разглядывал людей в военном обмундировании и не так молодых, как пожилых, — проще сказать, своих ровесников.
Так уж случилось, что он встретил и опознал нескольких человек. Тут ведь что надо учесть — с годами человек меняется, так? Был кудрявый молодец, а на сегодняшний день перед нами лысый гражданин с излишками веса. Другой воевал бритый наголо, а сегодня он, согласно моде, баки завёл. Бывший юноша бороду носит, как писатель Достоевский. Так что теперь, когда военного клиента обслуживаешь, главная задача так в глаза ему глянуть, чтобы по возможности более-менее точно угадать