его боевое прошлое.
Кравцов вспомнил, как лихо он сказал одному своему клиенту в гражданском: «Здравия желаю, товарищ инструктор политотдела! Какая вас стрижка интересует, товарищ майор?» Тот как услыхал, руками всплеснул: «Не верю своим глазам! Кого я вижу? Сибирский цирюльник!»
Кравцов родом из Иркутска. Такое чудное прозвище присвоил ему весёлый человек капитан Бородин.
А бывший инструктор политотдела — инженер на БАМе. У него дома внуки, а он каким был, таким остался, — быстрый, поджарый, с хитринкой в глазах. Пока сидел в кресле, Кравцов по его просьбе сперва сделал ему стрижку, потом мытьё головы шампунем, бритьё, компресс, массаж. Полный набор на весь прейскурант. За это время они успели всласть наговориться, вспомнили общих знакомых и на прощанье обменялись адресами.
Кравцов посмотрел в зал ожидания. Знакомая картина— заняты диваны, стулья, и что интересно — сегодня особенно много военных. Ничего нет удивительного. Накануне праздника Победы происходят встречи друзей-фронтовиков и каждому охота выглядеть посвежей и помоложе,
Кравцов отлучился в подсобку, достал сигарету, сделал несколько затяжек и снова шагнул на порог.
— Прошу следующего.
С дивана поднялся высокий полковник.
Пройдя в салон, он сел в кресло. Кравцов привычно оглядел своего очередного клиента и широко открыл глаза. «Не может быть. Неужели капитан Бородин? Спокойно. Во-первых, он не капитан, а полковник. Но это понятно. Был капитаном, стал полковником. Люди растут. Конечно, это он. Он самый!.. Тогда, в госпитале, он ходил с палкой и все без исключения медсёстры и няни были от него без ума», Кравцов с поразительной отчётливостью вспомнил — он стоит, бреет капитана Бородина в полевом госпитале номер тридцать девять двадцать семь. Бородин уставился в зеркало, строго хмурит брови, как это любят делать мужчины, и когда раздаётся близкий грохот бомбёжки, вежливо осведомляется: «Не беспокоит?»
Кравцов улыбается. Ему приходит в голову идея. Полковник исправно пострижен, значит, зашёл только побриться. Кравцов намыливает клиенту щёки и берёт бритву. Потом вдруг наклоняется, негромким баском изображает рокот бомбёжки, после чего лукаво спрашивает: «Не беспокоит?»
Полковник это слышит. Он молчит, но очень пристально, не мигая смотрит в зеркало.
Тогда Кравцов делает второй заход.
Полковник Бородин начинает улыбаться. Он вспомнил. Левая половина лица у него розовая, правая — белая от мыльной пены.
— Неужели Иван? — тихо спрашивает полковник.
— Точно.
— Погоди, погоди… Кольцов?
— Кравцов.
— Виноват. Ошибся. Живой?
— Похоже, что так…
Полковник Бородин выпрямляется в кресле.
— Приказываю положить бритву.
— Есть положить бритву, — исполняет приказ Кравцов.
Полковник Бородин крепко жмёт ему руку и обнимает его. Часть мыльной пены остаётся на лице у Кравцова. –
Мастера и клиенты с интересом наблюдают за происходящим, а миловидная девушка-парикмахерша говорит сидящему в её кресле длинноволосому парню:
— Вот у нас какие мастера. Их не только благодарят, их даже целуют,
— Это я в дальнейшем учту, — говорит парень.
— Перебьюсь, — смеётся девушка, — с меня хватит и благодарности.
А Кравцов тем временем уже приступил к работе. Скажем прямо, если бы он в таком темпе обслуживал всех клиентов, не висела бы его фотография на доске Почёта и не написал бы о нём журналист, потому что ему надоело бы сидеть и ждать, пока мастер медленно, как во сне, правит бритву и говорит, говорит…
Однако у полковника Бородина нет претензий к старому мастеру. Он не проявляет нетерпения. Полковник не только слушает, он сам задаёт вопрос за вопросом, улыбается, хлопает себя по коленям, и видно, что он в отличном настроении.
— Удивительно устроена жизнь, — говорит Бородин. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Надо же, прилетел в командировку — и сразу такая встреча.
— Это уж действительно, — соглашается Кравцов. Он выдавливает из тюбика крем и взбивает новую порцию белоснежной пены.
— Подходящий вы себе энпэ выбрали, — говорит Бородин, — в самом, можно сказать, центре Москвы. Стой, работай, в окно поглядывай и песню пой — «Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои?»
— Город велик. Громко петь придётся, — улыбается Кразцов. — Помните, товарищ полковник, как меня прозвали?
— Ещё бы не помнить… Сегодня в парке культуры в шестнадцать ноль-ноль состоится встреча ветеранов. Я считаю, вам надо пойти, Иван Тимофеевич. Вы же ветеран.
Кравцов пожимает плечами.
— Ну мне-то зачем?… Я ни ротой, ни взводом не командовал, в разведку не ходил…
— Отставить такие разговоры. Каждый делал своё дело. Так что «сочтёмся славою, ведь мы свои же люди».
— Вообще-то конечно…
Кравцов замолчал. В три часа у него пересменка, и он вполне может успеть. А если и правда пойти? Как знать, возможно, ему посчастливится встретить сегодня кого-нибудь из тех, кого встречал на военных дорогах.
— Прикажете освежить, товарищ полковник?
— В обязательном порядке, — сказал Бородин и загодя зажмурился. — Огонь!
Кравцов взял пульверизатор с резиновой грушей и, ведя руками из стороны в сторону, выпустил длинную душистую «очередь». Было похоже, что в руках у него автомат и идёт тот жаркий бой, который стал его последним боем, А после было забытье, долгие месяцы а госпитале и затем робота, дело, которому он по мере своих сил служит и поныне.
— А теперь принимаю огонь на себя! — весело сказал Кравцов и тоже немножко освежился одеколоном,
Он при этом плотно закрыл глаза и потому не увидел удивлённых взглядов своих товарищей по работе.
У Кравцова стало легко на душе, Легко и радостно.
До встречи ветеранов оставалось целых полтора часа.
Это придумал Егоров
Как правильно сказал один поэт, мы с ним в поезде ехали, расставанья, говорит, и встречи — две главные части, из которых когда-нибудь сложится счастье.
Я хочу коротко осветить одну нашу встречу.
В моём рассказе имеется глазное действующее лицо, как в театре. Фамилию этого товарища я называть не буду и, как зовут, не скажу, не хочу подводить человека и создавать ему трудности на работе. Если бы я только одно его имя привёл — Сергей или, скажем, Анатолий, — кому надо, сразу бы сориентировались, потому что у народа сильная тяга к искусству, он стал очень подкованный. По
