виллу. Хотел во что бы то ни стало добиться своего. Недомерок чертов!
— Он говорил по-немецки, — сказал Том на следующее утро за завтраком, когда Магнус ушел на прогулку.
— Кто говорил по-немецки?
— Этот худой, папин друг. Ну, тот, кого папа встретил на крикетном матче. И папа отвечал ему по- немецки. Зачем он называет его старикашкой англичанином?
Тут Мэри как с цепи сорвалась. Давно она не была так зла на Тома.
— Если тебе так интересно слушать наши разговоры, входи, черт тебя побери, и слушай, а не прячься за дверью, как шпион!
Потом она устыдилась своей вспышки и играла с Томом в теннис почти до самого катера. На катере Тома жутко мутило, а когда они прибыли в Пирей, у него поднялась температура. И она чувствовала себя бесконечно виноватой. В афинской больнице доктор-грек поставил диагноз: аллергия на креветок, диагноз был идиотский, так как Том терпеть не мог креветок и не дотрагивался до них; к тому времени лицо у него раздуло, как у хомяка, и они взяли в гостинице дорогой номер и уложили Тома в постель с ледяным пузырем. Мэри читала ему вслух фантастику, а Магнус слушал или сидел у него в комнате, работая над книгой. Но больше ему нравилось слушать, потому что самым любимым его занятием в жизни, так он всегда говорил, было наблюдать, как она ухаживает за их ребенком. Она ему верила.
— И что же, он совсем не выходил из номера? — спросил Бразерхуд.
— Поначалу нет. Не желал.
— А по телефону звонил? — поинтересовался Найджел.
— В посольство. Отметиться. Чтобы вы знали, где он находится.
— Так он тебе объяснил? — спросил Бразерхуд.
— Да.
— Вы не присутствовали при этих разговорах? — спросил Найджел.
— Нет.
— Слышали через стенку? — продолжал Найджел.
— Нет.
— Знаете, с кем именно он разговаривал? — не унимался Найджел.
— Нет.
Со своего места на кровати Найджел поднял глаза на Бразерхуда.
— Но он же звонил тебе, Джек, — сказал он, как бы желая восстановить действительный ход событий. — Перекинуться словцом-другим из мест самых неожиданных со стариной-начальником, да? Так ведь полагается, верно? Проверить своих ребят. «Как там наш дружок оттуда-то и оттуда?»
«Найджел — один из новичков-непрофессионалов, — так говорил Магнус, и Мэри это припомнилось, — дурачков этих привлекают, чтобы они обеспечили приток уайтхолловского здравого смысла».
— Проявляться он не проявлялся, — отвечал Бразерхуд. — Все, что он себе позволял, это присылать мне одну за другой глупейшие открытки с надписями вроде «Благодарите Бога, что вам не пришлось здесь очутиться» и очередным своим адресом.
— А выходить когда он начал? — спросил Найджел.
— Когда у Тома упала температура, — ответила Мэри.
— Спустя неделю? — подсказал Найджел. — Две?
— Раньше, — сказала Мэри.
— Опиши это, — попросил Бразерхуд.
Был вечер четвертого дня болезни. Лицо Тома приобрело нормальный вид, и Магнус предложил Мэри отдохнуть и пройтись по магазинам, а он посидит с Томом вместо нее. Но Мэри не решилась одна гулять по афинским улицам, поэтому на прогулку вышел Магнус. А Мэри собиралась наутро пойти в музей. Он вернулся около полуночи, очень довольный своими успехами, и сказал, что познакомился с чудным стариканом-греком, агентом бюро путешествий, разместившегося в подвальчике напротив «Хилтона», очень сведущим парнем, они выпили с ним анисовой и обсудили мировые проблемы. Агентство старикана занимается арендой вилл на островах, и он надеется, что через недельку, когда они достаточно насладятся красотами Афин, он сможет предоставить в их распоряжение виллу, от которой кто-нибудь откажется.
— Я думала, что острова для нас исключаются, — сказала Мэри.
Казалось, Магнус не сразу вспомнил причину, по которой они оставили Корфу. Криво улыбнувшись, он сказал что-то вроде того, что остров острову рознь. После этого дни в ее памяти как-то спутались. Они переехали в гостиницу поменьше. Магнус усердно работал над книгой, вечерами выходя на прогулку, а когда Том поправился, стал брать его на пляж. Мэри делала наброски на Акрополе и сводила Тома в пару- другую музеев, но он предпочитал плаванье. При этом они ждали вестей от «старикана-грека».
И опять ее прервал Бразерхуд.
— Эта его книга… Как часто он делился тем, как продвигается работа?
— Предпочитал держать это в секрете. Отдельные кусочки. Вот все, с чем он знакомил меня.
— Как и в рассказах о своих агентах. То же самое, — высказал догадку Бразерхуд.
— Он хотел, чтобы я сохранила свежесть восприятия до того времени, когда он действительно сможет показать мне нечто существенное. Исчерпать все в разговорах он не желал.
Дни потекли спокойные и, как теперь вспоминалось Мэри, словно бы приглушенные, но все это до тех пор, пока однажды вечером Магнус не исчез. После джина он вышел, сказав, что собирается пошевелить старикана. К утру он не вернулся, и в обед Мэри охватил страх. Она знала, что должна позвонить в посольство. С другой стороны, ей не хотелось поднимать ненужную панику и устраивать Магнусу неприятности.
Тут опять вмешался Бразерхуд.
— Неприятности какого рода?
— Ну, если он пустился в загул или что-нибудь подобное… В его служебном досье это выглядело бы не слишком красиво. И как раз тогда, когда он надеялся на повышение.
— Он что, и раньше пускался в загулы?
— Нет, никогда. Иной раз они с Грантом выпивали, но он всегда знал меру.
— А почему он ожидал повышения? Кто обещал ему повышение? — спросил, встрепенувшись, Найджел.
— Я обещал, — ответил Бразерхуд без тени раскаяния в голосе. — Я посчитал, что после того, как его столько смешивали с грязью, он заслужил некоторое упрочение статуса.
Невесело улыбнувшись, Найджел что-то записал в блокнот своим аккуратным почерком. Мэри продолжала.
Так или иначе, она выждала до вечера, а потом, взяв с собой Тома, пошла в сторону «Хилтона», где они вдвоем исследовали все дома напротив, пока не отыскали «сведущего старикана-грека» в его подвальчике — в точности такого, каким описал его Магнус. Но грек не видался с Магнусом уже неделю, а от кофе Мэри отказалась. Вернувшись в таверну, они застали там Магнуса — с двухдневной щетиной и в той же одежде, в которой он ушел из дома. Он сидел во дворике, уплетая яичницу с ветчиной. Он был пьян. Вел он себя не злобно, не слезливо, не агрессивно и, уж конечно, достаточно вежливо, потому что алкоголь лишь стимулировал его защитные силы. Пристойно пьяный, одним словом, и мило сознающий свою вину, как всегда в подобных случаях, и оправдательная история его была безупречна, за исключением одной странной оплошности.
— Простите меня, милое мое семейство. Упился я с Димитрием. Напоил он меня, и я надрался, как свинья, и уснул под столом. Привет, Том!
— Привет! — сказал Том.
— Кто такой Димитрий? — спросила Мэри.
— Ты же знаешь, кто он такой. Этот старикан — агент из бюро путешествий, что напротив «Хилтона».
— Тот, который сведущий?
— Он самый.
— Вчера вечером?
