исполненных действительной ревности по Бозе), укажем, как сравнительно много сказано Тертуллианом в немногих словах по интересующему нас вопросу. Во-первых, как тонкий психолог, он отмечает самозабвение, до которого доходит азартный игрок: такой игрок, как известно, готов забыть обо всем на свете, за исключением самой игры: он не помнит ни о своих общественных, ни семейных обязанностях; он так объят постыдной страстью, что от него легко услышать: 'Да что мне мать, братья; мне теперь не до них!' Во-вторых, тот же писатель, желая образумить приверженных к игре своих единоверцев, сравнивает их увлечение игрой с увлечением театром и конскими бегами; для нас только тогда будет понятна степень строгости суждения Тертуллиана, когда вспомним, что театр тогда отражал и совмещал все худшие стороны языческого общества; представления заимствовали свои сюжеты из языческой мифологии, речь постоянно шла о Венере да о Бахусе; театр был учителем безнравственности и убежищем для безобразных оргий. Сравнивая увлечение игрой с увлечением театром, он тем самым порицает игроков как самый худший род людей.
Из III в. мы не имеем указаний на борьбу на Западе с рассматриваемым злом. Но зато в IV в. против этого вооружаются и соборы, и церковные писатели. Вышеупомянутый нами собор Эльвирский постановил такое правило (прав. 79-е): 'Если кто из числа верующих (христиан) играет в кости ради денег (nummis), таковой пусть перестанет это делать; он должен быть на год лишен права принимать дв. Причастие и может быть допущен до Причастия по истечении указанного срока лишь в случае исправления поведения'. Вот первое церковное правило, которым игрок, приверженный к азартным играм, подвергается важному церковному наказанию. Но, как кажется, постановление собора Эльвирского нисколько не уврачевало недуга. По крайней мере, в том же IV в. (в конце его) св. Амвросий Медиоланский сильно ратует против увлекающихся играми. Св. отец, обличая игроков между христианами, сравнивает прибыток, добываемый путем игры, с воровством, ставит его на одну ступень с барышом, получаемым ростовщиками, и говорит, что самые лица, предающиеся игре, похожи по своим нравам на диких зверей (в соч. его De Tobia, cap. 11). Как ни суров приговор св. отца относительно азартных игроков, этот приговор вполне справедлив. Азартные игроки, если им благоприятствует удача, т.е. если они выигрывают, мало чем отличаются от воров и ростовщиков: вор и ростовщик обогащаются без труда, они не потом и кровью создают свое благосостояние, - точно так же и счастливые игроки. Азартные игроки, с другой стороны, все вообще, как справедливо замечает св. Амвросий, похожи на диких зверей: как звери только и заняты одним - отыскиванием себе обильного корма, так и у игроков одно на уме: выиграть побольше во что бы то ни стало; как зверь, под влиянием голода, доходит до остервенения, так и азартный игрок, под влиянием ненасытного корыстолюбия, готов обобрать всех, не различая друзей, родных, бедняков, проигрывающих в азартной игре последнюю копейку; как вершину наслаждения для зверя составляет лакомый кус, так для игрока большой куш денег, услаждающий корыстолюбивую душу. - Как кажется, и голос знаменитого отца Церкви не имел большого влияния на Западе. Так можно думать на том основании, что собор Майнцский (813 г.) запрещает пристращаться к азартным играм (aleas amare) лишь лицам монашеского и духовного чина (прав. 14-е), а о мирянах не упомянуто, - не упомянуто вероятно потому, что Западная церковь не находила средств обуздать мирян, предоставив их в этом случае их собственной совести.
Самое обстоятельное, самое внушительное раскрытие всех темных сторон увлечения азартными играми сделано на Западе в трактате 'Об игроках' (De aleatoribus), древнейшем латинском христианском сочинении, приписываемом учеными (Гарнаком) римскому епископу II в. - Виктору. Сочинение это представляется нам настолько богатым назидательными мыслями, что мы решились сделать из него большие извлечения и поместить их в конце нашей статьи, на основании правила: 'Конец - делу венец'. Автор-епископ пишет: 'Мы обеспокоены за все братство наше (христиан) по причине дерзости игроков, которые и других вводят в соблазн, и сами приносят себе пагубу. Господь по Своему милосердию внушает нам, чтобы никто из верующих по неосторожности не попадал снова в сети дьявола; Он повелевает нам быть предусмотрительными и опытными, так как дьявол различными способами улавливает чад Божьих. Искушения его разнообразны; главнейшие из них вот: идолопоклонство, прелюбодеяние, воровство, грабеж, корыстолюбие, обман, пьянство и т.д.; к числу этих же искушений относится и игорная доска. На ней стоит сам дьявол со смертоубийственным ядом змеи и приводит верующих к падению, улавливая их кажущейся невинностью занятия. Но вспомните: должна ли рука, очищенная от неправд человеческих, принимающая участие в Господней жертве, поднимающаяся вверх для хвалы Господа (указание на древний способ молитвы посредством воздеяния рук), полагающая крестный знак на челе, получающая божественные таинства (в древности евхаристический хлеб давался прямо в руку причастнику), снова запутываться в тенетах дьявола? Рука игрока причиняет ему повреждение, осуждает сама себя, ибо игорная доска есть орудие дьявола, наносящее неисцелимую рану. Здесь дьявол торжествует свою победу над нами; здесь возникает вероломство и лжесвидетельство. Вокруг игорной доски царит безумный смех, ни во что ставится божба и слышится шипение, подобное змее; самые злые страсти, споры, ругательства и дикая зависть не умолкают около игорной доски и ссорят между собой братьев и друзей. На игорной доске растрачивается состояние, с трудом нажитое; что заработано предками в поте лица, губится вследствие постыдного занятия игрока. О злосчастная рука, бьющая того, кому принадлежит, рука, не знающая покоя, день и ночь вооруженная бессмысленным инструментом, и не прежде перестающая играть, как когда отвратительные кости уносят все имущество и игрок остается беден и нищ. Закон Божий ненавидит эти кости, ибо они порождают преступление и горькую нищету. Игорная доска есть изобретение дьявола, имеющего в виду обнищание человека и побуждающего человека играть даже и тогда, когда у последнего уже ничего не осталось. Без какого-либо судебного процесса человек лишается всего своего достояния. Никто не причиняет ему вреда, никто не преследует его, но он сам преследует себя и изживает свое и отеческое наследство игрой в разнообразные костяшки. Этого мало: игроки проводят у банкомета целые ночи в обществе блудниц, при запертых дверях. Отсюда рождается двоякого рода преступление; здесь раздаются звуки от метания костей, а там в молчании совершается прелюбодеяние; здесь при забвении своего достоинства в игорной горячке растрачивается игроком имущество, а там (в спальне) выпивается смертоносный яд. Кто изобретатель этого преступления (игры)? Об этом говорят писатели. Кто-то знакомый с науками* пожелал приобрести себе божественные почести, велел сделать себе статую, в руках которой находилась игральная доска, обозначил на статуе свое имя и прослыл изобретателем. Его именем стал зваться каждый игрок, даже принадлежащий к христианскому обществу; игроки стали приносить ему жертву. Кто играет в кости, - продолжает автор, - тот совершает злодеяние и в день Суда (страшного) будет брошен в огонь. Кто играет в кости, тот наперед обязывается принести жертву изобретателю игры, следовательно, делается идолопоклонником, а этих последних, по слову Писания, ожидает смерть вечная. Но и тот, кто не приносит языческой жертвы перед началом игры, все же виновен в подобном же преступлении, ибо Св. Писание многократно грозит осуждением и всякому соприкосновению со скверной. Каждый христианин, увлекающийся игрой, пусть знает, что он не христианин, а язычник, а его участие в Господней жертве не будет иметь для него значения. Христианин-игрок напрасно называется христианином, ибо он находится в сетях Mipa и, сделавшись другом врага Христова, не может пребывать в содружестве с Христом. О неразумные христианские игроки, которые держат себя также худо, как и языческие игроки; ведь и первые также впадают в ярость, кричат, дают ложные клятвы, бранятся, впадают в отчаяние, проматывают свое имущество; увлекаемые дьяволом и неразумной страстью, они продолжают играть, несмотря на проигрыш, пока не останутся наги. Играющий христианин пятнает свою руку идоложертвенным, между тем как Господь возвещает Свой гнев простирающим руки к злому, а Апостол (Павел) говорит: 'Не сообразуйтесь с веком сим, но воздерживайтесь от всякой неправды мира' (в смысле: Рим. 12, 2). Ведь здесь речь идет о грехе против Бога, за который, как свидетельствует Писание, нельзя ожидать ни извинения, ни снисхождения, ни прощения. Несчастный, удержись от своего безумия! Зачем ты вместе с дьяволом хочешь низвергнуться в сеть смертную? Так как ты воздаешь хвалы врагу твоему (дьяволу), то необходимо и наказан будешь вместе с ним. Не как игрок, а как христианин, принеси лучше деньги твои на трапезу Господню, где председает Христос, где ангелы взирают и присутствуют мученики; раздели свое достояние между бедными'. Затем автор-святитель начинает говорить метафорически и очень остроумно пользуется различными выражениями, взятыми из языка игроков, например: 'игра', счастливый 'игрок', 'развлечение', 'искусство игрока' - для того чтобы отвлечь игрока от этого постыдного дела и сделать из него благочестивого христианина; особенно остроумно говорит автор в том случае, когда пишет: 'Да будет ежедневно твоя (игрока) игра с бедными' (т.е. пусть он занимается этими последними). В заключение писатель внушает: 'Бегай от дьявола, бегай от костей - этих врагов твоих добрых дел; выбрось
