вон кости из твоего сердца' (см.: Гарнак. Указ. соч.).
______________________
* Предание это, вероятно, возникло по той причине, что различные 'ходы' в игре носили имена лиц исторических или мифологических, что является признаком учености.
______________________
Мы познакомились с древнейшим христианским сочинением против игроков. Оно достойно полного внимания. Обличения, заключающиеся в нем, многосторонни. Оно старается вразумить страстного игрока ссылками на Св. Писание, раскрывает вред и пагубу игры для души человека, особенно христианина, обращает внимание игрока на возможность потери всего имения, указывает на непристойность и зазорность того общества, среди которого вынужден вращаться игрок. Словом, писатель рассуждает и как благочестивый богослов, и как опытный психолог, и как осторожный экономист.
Несправедливо было бы думать, что обличения, прещения и увещания древней Церкви, обращенные к азартным игрокам, не имеют приложения к нашему времени. То правда, что теперь не существует тех самых игр, которые имела в виду древняя Церковь, не существует и многих обычаев, сопровождавших игры в прежнее время. Но изменились только формы, а сущность осталась одна и та же. Теперь нет азартной игры в кости, но выдуманы азартные игры в карты и в рулетку. А главное: поведение, нравы игроков нашего времени совершенно одинаковы с поведением и нравами игроков давнего времени; прежде среди азартных игр бранились, всячески клялись, допускали неистовый шум, завидовали и ненавидели, т.е. нравственно портились; но не то ли видим и теперь? Прежде играли в надежде на быстрое и незаслуженное обогащение; тем же мотивом руководствуются и игроки нашего времени. Прежде несчастливые игроки проигрывались до последней нитки; то же бывает и теперь. Старинные игроки были суеверны; а разве мало суеверных примет радостно или печально настраивает душу теперешнего игрока? Даже обстановка игроков прежнего и настоящего времени мало изменилась: прежде играли в обществе публичных женщин; но и в настоящее время, как скоро появляется газетное известие о том, что полицейскому надзору удалось обнаружить существование тайного игорного притона и арестовать виновных, - в числе необходимых принадлежностей такого притона почти всегда фигурируют женщины легкого поведения, имеющие значение приманки. Если так много схожего между проявлениями страсти к азартным играм в прежнее и нынешнее время, то обличения, прещения и увещания древней Церкви, обращенные к игрокам давнего времени, сохраняют всю свою силу и для нашего века. В особенности не следует забывать, что одно из правил Вселенского собора (Трулльского) прямо запрещает всем христианам азартные игры. Правда, правило это, по благоснисхождению Церкви, не действует, но оно не отменено и призывает нарушителей его к исправлению своей жизни, если они действительно считают Церковь своей матерью.
Да и одни ли азартные игроки могут извлекать для себя полезные уроки из тех обличений и прещений, с какими обращается древняя Церковь против азартных игр? Всякий, играющий в какую-либо игру на деньги и чувствующий пристрастие к ней, уже носит в своем сердце зачатки той болезни, которою страждут игроки азартные. Как легко из игрока для развлечения сделаться игроком азартным! Пусть и для таких людей голос древней Церкви послужит вразумлением и предостережением.
Приложение к статье VIII О происхождении монашества
Христианское монашество не есть явление оригинальное. Как аскетизм вообще, так и монашество, как определенно сложившийся аскетический институт, не ограничиваются собственно христианской Церковью, но они были и прежде, и после Христа и в других религиях, в особенности на востоке. В Индии, может быть за 1500 лет до Рождества Христова, во всяком случае задолго до Александра Македонского, встречаем различных анахоретов или монахов, которых греки называли гимнософистами или 'нагими философами'; эти монахи, следуя предписаниям 'Вед' и законов Ману, через удаление от мира, через всякие самоумерщвления, каковы, например, нищета, безбрачие, посты, странствования, сон на соломе или на голой земле, ползание на чреве, целодневные стояния на одном пальце ноги, сидение под жгучими лучами южного солнца или под дождем - старались освободиться от греховности, заключающейся в чувственности, и стремились через самоотречение вознестись к источнику всякого бытия. Индийская религия, как известно, распадается на две ветви, на браманизм и буддизм, которые стоят в таком же отношении между собой, как иудейство и христианство. Буддизм есть система более поздняя и вышла из браманизма. Но при всем своем различии обе эти системы благоприятствовали строгому аскетизму, хотя принципы, из которых исходили эти аскетические направления в них, и не были одинаковы. Аскетизм браманизма исходит из пантеистического и нигилистического мировоззрения. Первый проистекал из стремления к слиянию с абсолютным единством, отсюда презрение к миру, сущность которого составляет множественность, второй происходил из сознания крайней пустоты всякого бытия; первый идеалистичен, второй реалистичен. Браманизм благоприятствовал изолированному отшельничеству, а буддизм выработал общежительную монашескую жизнь, в нем развилось монашество и мужское, и женское. Буддийские монастыри с их общежительной жизнью, с обетами целомудрия, добровольной нищеты и послушания так бросались в глаза западным христианским миссионерам, что они, не задумываясь, производили их происхождение из желаний дьявола ввести подражание христианской аскетике. Явления аскетизма уже задолго прежде Христа находим у иудеев, как, например, у назореев, полуиудеев и полуязычников - ессеев, а также у терапевтов в Египте. Сам эллинский мир не остается вне этого круга аскетических проявлений. Эллинская философия под пифагорейцами, платониками, стоиками понимала не только людей теоретического знания, но и людей, отличавшихся мудростью в практической жизни; приверженцы философии Пифагоровой, платонической и стоической часто сопровождали изучение философии строгим воздержанием, так что философ и аскет на языке греков значило почти одно и то же.
Говоря это, мы не хотим сказать, что христианское монашество возникло из языческого аскетизма (на самом деле этого не было), но явление монашества в Церкви не есть явление специфически христианское, а принадлежит к кругу явлений общерелигиозного или религиозно-философского характера. Оно обусловливалось не непосредственно христианством, но есть результат человеческого сознания, достигшего известной стадии своего развития. Но это сознание не тождественно в аскетизме христианском и аскетизме языческом. В христианском монашестве преобладает принцип нравственный, принцип борьбы духа с плотью в целях самоусовершенствования; напротив, в аскетизме языческом преобладает принцип метафизический: здесь плоть презирается то как продукт злого начала, материи - в системах дуалистических, то как препятствие к абсолютному слиянию с Единым - в системах пантеистических. Что касается иудейского аскетизма, то за исключением назорейства, которое имело не очень широкое распространение в иудействе, другие явления, как ессейство и терапевтизм, суть явления, развившиеся под влиянием языческих идей. Но если исходная точка и отличает монашество христианское от аскетизма языческого и иудейского, то, однако, нужно заметить, что формы проявления этого направления духа довольно близко сходятся между собой. И это опять не результат заимствования, а скорее результат единства в идее, ищущей для себя одинакового выражения. Чтобы убедиться в родстве формы христианского монашества в древней Церкви и аскетизма иных религий, мы возьмем для сравнения формы аскетизма индийского и христианского, как этот последний развился на юге почти при тех же климатических условиях, как и первый. Древние и новые путешественники встречали в Индии аскетов, которые, полузарывшись в муравьиную кучу, обвитые на шее колючими растениями вроде терновника, с распущенными волосами, покрытыми птичьим пометом, неподвижно, как древесные стволы, стояли и смотрели на солнце. Древний географ Страбон рассказывает, что брамины в обнаженном виде выставляли себя на солнце и дождь, часто целые дни стояли на одной ноге, держа над головой тяжелое дерево. Некоторые гимнософисты стояли по получасу на голове, или же с железным крюком на спине ходили взад и
