вдоль края болота. По правую руку лежали заросли зеленой осоки, жирная черная грязь и лужи, слева – бурая топь, поросшая чахлыми бледными стеблями, и над всем этим – туман, туман и туман… И вонь. Альб сбавил скорость, напряженно глядя вперед. Сендер пер по грязи, натужно гудя на всю округу. Как бы в поселке не переполошились…
Из туманной дымки проступили строения. Они держались на сваях, которые, наверное, уходили глубоко в ил. Больше десятка опор под каждым бревенчатым домом. Крыши острые, двускатные, очень высокие. Оно и понятно – чтобы вода лучше стекала по ним, не задерживалась. Воды здесь много, то дождь, то просто мелкая серая взвесь в воздухе. Болотным обитателям хватает и той вонючей жижи, что внизу, под ногами, – и они не хотят, чтобы сверху тоже была вода. Бревна, из которых были срублены дома на сваях – толстые, прочные, почерневшие от сырости. Щели между ними были плотно законопачены мхом. Крепкая домина, ничего не скажешь! Окошки небольшие, забраны прочными рамами, в них не пролезть. Поселок угрюмыми тенями темнел среди серого тумана.
За первым зданием виднелось второе – точно так же устроенное, между ними были перекинуты мостки, гибкие, провисшие посередине. Держались они на плетенных из тростника канатах, пропитанных чем-то жирным и черным. Чуть дальше – третий дом, вместе они образовывали треугольник, в центре которого покачивается на бурой болотной жиже длинная ржавая платформа с покрышками, навешенными на боковинах. От нее к двум домам тянутся железные тросы.
– Вот он, паром! – воскликнул Белорус. – Глядите! Точно ведь, зачем жить у края болота, если ты не на болоте трудишься! Видите эту махину, видите? На таком и до острова добраться можно, точняк!
С двух сторон на платформе стояло ограждение из арматуры, справа был покореженный лебедочный механизм, а дальше – рубка. В которой сейчас мог находиться кто угодно. Например, стрелок или два…
– Может, тормознем? – Туран подул на вспотевшую ладонь и снова взялся за рукоять, поглаживая большим пальцем гашетку.
Сендер встал. Альбинос и сам понял, что ближе подъезжать не стоит.
– А как местные в дом попадают? – спросил Белорус. – Основания вон как высоко…
– По лестницам: канатным, железным, деревянным.
Белорус кивнул с непривычно серьезным видом и почесал рубец на скуле стволом обреза.
– Через люки в полу, точно, – добавил Туран.
– Вылезаем, – решил Разин. – Посмотрим, что там.
Сендер остановился в трех десятках шагов от подножия ближайшего дома. Никто не показывался, окна, забранные решетками, оставались темными, ни звука, ни движения.
– Здесь лучше долго не стоять, колеса вязнут, машина погружается, – заметил Альбинос.
Белорус взобрался на заднее сиденье и набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть погромче, но Илай, выпрямившись, зажал ему рот и рывком усадил обратно.
– Не шуми, – грозно бросил мутант.
Наступила звенящая тишина. Поселок будто вымер. Ветерок тянул между домами клочья тумана, постройки становились видны все отчетливее.
В окне ближнего дома сдвинулась решетка. Белорус было привстал, но покосился на Илая и сел обратно. Разин снял с шеи автомат, проверив магазин, опустил стволом вниз. Туран задрал пулемет к небу, положил одну руку на ствольную коробку, почти лег на нее грудью, пальцами другой нащупал гашетку. Так, на всякий случай.
Из окна высунулось что-то серое и бесформенное, с неопрятно торчащими в разные стороны прутиками сырой соломы. Показались обтрепанные края – шляпа, сплетенная из тростника. Под ней виднелось бледное лицо, усыпанное засохшими брызгами грязи и конопушками. Это был подросток. Он улыбнулся, показав неровные редкие зубы, и высунулся по грудь.
В сендере все молчали. В соседнем окне показался ствол дробовика. Потом – другая плетеная шляпа, побольше. Эта принадлежала бородатому дядьке, рядом с ним поднялась голова женщины. Возраст их было сложно определить, на этих людях лежала печать безвременья. Должно быть, жизнь на болоте тянется уныло, вот и народ здесь такой – серый, скучный, без возраста и чувств. Мужика разве что по бороде и отличить от бабы можно, а так разницы не видно – лица серые, морщинистые, грязные.
Скрипнули двери в доме справа, на порог вышли двое, такие же серые. Встали на помосте, разглядывая сендер. Стояли, молчали. Потом показались еще трое. В руках дробовики и пороховые самострелы. Сквозь туманную дымку не сразу и разберешь, кто из них мужчина, а кто женщина – все одеты одинаково. Из третьего дома, самого дальнего, тоже вышли вооруженные люди.
– Вы кто? – спросил Разин. – Всегда здесь живете?
Бородач в окне кивнул.
– А кто на болоте живет, знаете?
– На острове? – уточнил Белорус.
Снова кивок.
– Плохие на болоте живут, – сказал щуплый подросток – тот, что высунулся первым. – Не лезьте туда. Мы туда не суемся, здесь на лов ходим, у берега.
Он поскреб щеку, громко шмыгнул носом.
– На пароме? – Белорус показал на платформу между домами.
Стоило ему пошевелиться, местные насторожились, подняв оружие. Белорус поспешно опустил руку.
– Здесь чуды водятся, их бьем и на киевский рынок возим, – снова заговорил подросток. – Далеко ходить опасно, мы не ходим.
– Не ходим, – эхом откликнулся бородач.
– Не ходим, – подтвердила женщина.
– А почему? Что там, будем говорить, такое?
– Не возвращается никто, – бородатый мужик говорил медленно и размеренно. – Нельзя, опасно очень. Раньше не так было, ходили почти до бетонного острова, там добычи больше.
– Больше, – вставила женщина.
– Теперь не ходим. Не возвращается никто.
– По второму кругу пошел, – шепотом отметил Тим.
– Там болотные человеки водятся, они прежде боялись, а теперь не пускают нас, – у подростка словарный запас оказался побольше. – Сперва пугают, воют, грозятся издали. Стрельнешь – разбегаются, но следят, не отстают.
– Соседи собрались, пошли толпой, – подхватил бородач, наверное – отец. – Набили человеков болотных десяток или поболее, а потом болотные ночью пролезли в дома, всех сожрали. Нет соседей, все.
– Всех пожрали, – кивнула женщина. – Нет больше соседей. И вы не ходите на болота.
– Не ходите, – подтвердил ее мужик.
– Да как мы пойдем, у нас и парома нету, – развел руками Белорус.
И снова, стоило ему сделать широкий жест – местные подняли стволы. Они не угрожали и страха не выказывали, однако давали понять, что держатся настороже.
– Нету плота у вас, – кивнул бородатый, – вот и не лезьте на болота.
– Не лезьте, – кивнула женщина.
– Пропадете без толку.
– Пропадете.
Они замолчали, и Альбинос осторожно предложил:
– Давайте мы у вас плот купим.
Разин потер скулу, покосившись на Альба, кивнул – мол, продолжай в том же духе.
– Ни! – замахал руками бородатый мужик. – Мы свой не продадим. Ни за какие деньги!
Женщина шикнула на мужика, что-то ему сказала, тот задумался ненадолго и подозвал пацана. Они пошептались. Потом бородач крикнул:
– Монету серебром!
Альбинос ухмыльнулся. Стоит деньги показать, как по сендеру из всех стволов шмалять начнут. Туран не успеет ничего сделать, его первыми выстрелами снимут.
– Договорились! – крикнул Альб. – Но…
Все, кто был в сендере, посмотрели на него. Разин даже дернулся, хрустнул пальцами, сжав рукоять автомата.
– Твой сын, – Альбинос показал на паренька, – покажет дорогу. Выведет к плоту сендер, получит монету.
– Согласные! – донеслось из поселка.
Деньги рыбари запросили большие. Но иного выхода не было, к острову Губерта лучше добраться засветло.
С громким хлопком открылся люк, где-то в основании дома, между свай упал, разворачиваясь, канат. Парень соскользнул по нему, ловко перебирая руками. Шлепнул ногами в грязь, подняв брызги. Грязь его не смущала, он бодро затопал из-под дома на свет – по лужам и по мутной жиже, не разбирая. Подошел к сендеру и встал, разглядывая приезжих. Глаза у мальчишки были яркие, большие, они выделялись на сером малоподвижном лице, как что-то чужеродное – будто взяли чужие живые глазищи и вставили чучелу, слепленному из болотной тины.
– Лезь на капот, – сказал Альбинос.
– Дядьки, ежели на болота хотите попасть, – заговорил паренек, усаживаясь поудобнее, – езжайте дальше по берегу, там соседский дом, навроде нашего на столбах устроен.
Он сместился вперед, поставил ноги на бампер, оглянулся.
– Болотные там всех пожрали, а плот не тронули. Плот стоит на месте, поснимали мы с батей оттуда лебедку, то да се, однако по болоту на ём и теперь пробираться можно, чего ж не пробираться! Болотные не тронули, им ни к чему. – Он понизил голос: – Токо я бы вам сказал: не лезьте вы в ту болотину, недоброе там теперь стало, смертное все. Не как прежде бывало.
– Про остров расскажи, – прошептал Разин, подавшись вперед.
Парень посмотрел на мать с отцом, опять обернулся.
– Отъедем, и расскажу.
– Газуй, Музыкант, – кинул Егор, устроил оружие на коленях и махнул рукой.
Когда сендер отъехал на приличное расстояние от поселка, парень попросился в кузов. Альбинос посмотрел на Разина, тот кивнул. Проводника посадили между Илаем и Белорусом.
– А на бетонном острову́, знаете, ктось нынче живет? – начал юный обитатель болот.
Белорус вопросительно глядел на него.
– Плохие. Быстрым плотом туда-сюда носются. Ох, и скорая же штука, этот плот, летит прям! Болотные не трогают тех, которые на острову́. Или боятся, или дружбу водят, а только не трогают, хотя и злые теперь болотные стали.
