громким ликующим криком. — Ну и здорово же быть ведьмой! Может, нам еще зарплату за это давать будут?! А, Маруся!
Даша в экстазе выскочила в коридор и закружилась, расставив руки, как будто пытаясь обнять этот многометражный подарок судьбы.
— Все наше! Все! — выкрикнула новоявленная хозяйка дома, распахивая дверь ближайшего шкафа. — Мусь, ты только глянь!!! А это! А это еще что?! Вау-у-у!!!
Оглушенная Мусь, улыбаясь, подошла к ней и робко заглянула в нутро шкафов.
В первом в аккуратных деревянных ячейках стояли метлы и швабры. Над ними, на верхней полке, поместился какой-то свернутый тюк, старинная медово-фанерная шляпная картонка, доверху наполненная брусками хозяйственного мыла, и выстроились в ряд десяток шариковых дезодорантов (видно, бедняга Кылына была запасливой дамой). На правой дверце висел древний на вид плакат удивительного содержания. Под заголовком «Фигуры высшего пилотажа на метле» были изображены схематические женские фигурки, которые, сидя на палках, проделывали смертельные воздушные па и пируэты.
Шкаф второй напоминал образцовую аптеку с помеченными аккуратными бирками жестянками, банками, коробками и пузырьками, нашпигованными травами и кореньями, законсервированными ягодами и чем-то еще, не больно приятным, напоминающим засоленные в склянке человеческие внутренности.
Но самым загадочным был третий — заполненный многочисленными крюками с тысячью причудливых ключей, похожих на те, кошачьеголовые, впустившие их в этот колдовской дом. Чуть ниже расположились небольшие ящички, напомнившие Маше библиотечную картотеку. Но выдвинув один из них, она разочарованно обнаружила там старый, смазанный маслом замок… А на внутренней части двери висела не менее загадочная бумажка, на которой было написано:
— Быть может, у нас так много квартир? — толкнула идею Чуб, сверкая горящими чудом глазами.
Она бесцеремонно сорвала один из ключей, рядом с ним на металлическом кольце висел картонный брелок «Меринговская улица, 7, кв. 4».
— Где это? — заинтригованно спросила Чуб.
— Это нынешняя Заньковецкая, — растерянно протянула Маша. — Какой-то знакомый адрес…
— Нет, — с сожалением отвергла прекрасную идею Даша. — Это место я знаю. Там офис одной концертной фирмы. Странно… Но метлы, Масяня, метлы! — снова пришла в восторг она. — Ты понимаешь, что это значит? Мы будем летать! На небо! На самом деле!
Вырвав из шкафа ближайшую метлу, она немедля вскочила на нее верхом и пару раз радостно подпрыгнула в воздух.
— Но это же ужасно неудобно, — деловито сообщила она подруге. — Палка врезается в пах! Нужно хотя бы седло сюда прикрутить!
Люди покоряют Киев, покупают квартиры и дома, книги и дорогие вещи. И завладев ими, думают, что этот Город, дом, вещь принадлежат нам. Но на самом деле это мы принадлежим им, и они переживают нас и меняют «хозяев» на новых и новых. И мнящие себя владыками оказываются лишь случайными встречными, мимолетными увлечениями, кратковременными браками в бесконечной жизни Города, дома, вещи.
Версаль давно не принадлежит Людовику XIV, но «король-солнце» будет вечно принадлежать Версалю, точно так же, как Кий, Владимир Красное Солнышко и Ярослав Мудрый навсегда останутся собственностью Киева. Нет фамильных украшений, нет родовых усадьб — они равнодушно меняют фамилии и семьи, забывая или внося в свой богатый послужной список тех, кто их любил, и тех, кто убивал ради них, и тех, кто тратил на них свою жизнь…
Еще вчера молодая женщина Кылына раскладывала по коробкам сладкие травы и клеила на них дотошные бумажки с названиями, чтобы при надобности отыскать их без труда. Она была деловитой и запасливой и содержала свою квартиру в идеальном порядке, не зная, что меньше чем через сутки и квартира, и порядок изменят ей с буйно кипящей и случайной Дашей Землепотрясной, которая сейчас с жаром потрошила кладовки и шкафы, флегматично принявшие новую власть. И только один вредный кот Бегемот остался верен своей прекрасной золотоволосой хозяйке. Но рано или поздно, он тоже захочет есть.
«А почему Кылына считала Город своим? Или я ослышалась и она сказала „горе“ или „гора“?»
С трудом удерживая в объятиях расчлененные ударом о лестницу музея останки велосипеда, Маша, пыхтя, вылезла из яра под Старокиевской горой. Даша послала ее за седлом. Но, во-первых, оказалось, что у нее попросту не хватает сил открутить его самой, во-вторых, при виде несчастной груды металлолома Маше вдруг стало до слез жалко родительского подарка. Наверняка отец починит его, и…
«И этот велосипед еще переживет меня», — философски подумала его владелица.
«Быть может, привидения, которые якобы обитают во всех старых замках и особняках, — это души людей, которые не могут смириться с изменой своих домов и вещей? В таком случае, здесь, на Старокиевской горе, должен быть целый штат призраков».
— Вот это и есть та самая Лысая Гора!
У ограждающего яр со стороны музея символического заборчика из круглых низкорослых столбов, скованных обвисшими до земли черными цепями, стояла сомнительная парочка. Белобрысый парень, поставив правую ногу на цепь и покачивая ею, словно на качелях, указывал гордым пальцем куда-то за Машину спину. Темно-русая девушка рядом с ним скептически проследила за его рукой.
— На ней 1 мая в Вальпургиеву ночь собираются киевские ведьмы. Праздновать День международной солидарности всех трудящихся! — В его голосе слышался ироничный апломб: очевидно, белобрысый считал себя знатоком и пытался произвести впечатление на свою спутницу.
— Это не Лысая Гора, — возразила девушка холодно. — Лысая — там. — Ее указательный палец полетел куда-то вдаль. — Та, на которой Павловскую психушку построили!
Несмотря на неудобную тяжесть велосипеда, Маша вздрогнула беззвучным коротким смешком и чуть не выронила скрюченное колесо.
«И отчего, — не без оснований удивилась она, — никто не развесит на них таблички? Это ж наша национальная достопримечательность! Все знают, что Лысая Гора — в Киеве. Но где она и сколько их на самом деле — толком не знает никто».
Последнее было не удивительно.
За сотни лет существования Города летописные киевские горы претерпели немало реинкарнаций, и каждая новая жизнь дарила им нового владельца, дававшего ей свое имя, в обилии которых путались даже профессионалы. Маленькую гору, провозглашенную Лысой белобрысым, звали Детинка, или Клинец. А большую, расположенную справа от Старокиевской, — и Хоревицей, в честь брата Кия — Хорива… И Замковой, в память построенного на ней в четырнадцатом веке и сметенного триста лет спустя величественного воеводского замка, с подъемным мостом, опускавшимся через нынешний Андреевский спуск на гору Уздыхальницу… И Киселевкой в честь последнего воеводы Адама Киселя… И Флоровской, поскольку с другой стороны горы прилепился действующий и доныне Флоровский женский монастырь и на серых дореволюционных фотографиях гордую макушку горы украшала его Троицкая кладбищенская церковь. И как-то еще…
И, естественно, Лысой!
Да и какую из многочисленных киевских гор не обзывали Лысой хоть однажды, если, как верно объяснила Маша Даше, только официально признанных их насчитывалось целых четыре?
«Нет, точно нужно таблички вешать, заодно бы и написали, какая из них первая, а какая — вторая? И как их вообще считать: по старшинству или слева направо?»
Оглядываясь на спорившую парочку, Маша врезалась в живот какой-то экскурсии и, испуганно извинившись, то ли выронила, то ли положила на землю свой металлолом и энергично затрясла затекшими
