Меч и Крест

руку к груди, где прятался от чужих глаз самый счастливый в мире талисман.

Из дневника N

Но стоит чуть ослабить цепи всплеском адреналина или впрыскиванием алкоголя, как человек убивает, наплевав на все табу! И легче всего убивают те, кто меньше всех испорчен цивилизацией…

«Бомжи, отморозки, сумасшедшие — животные!» — скажете вы.

Но отчего вы так гордитесь своей цивилизованностью? Потому, что она припудрила вашу жизнь розовым гримом, позволяя забыть: каждый бифштекс, заказанный в ресторане, начал свою жизнь в крови скотобойни. Вы едите убийство, натягиваете на себя его кожу, спите на нем и мните себя невинными… Забыв, что это невинность кастратов! Вы одомашненные хищники с отрезанным естеством, и отними у вас вашу цивилизацию, большинство из вас не сможет зарезать даже свинью — умрет от голода, плача, с бессильным ножом в руках. Ваш прогресс сделал из вас то, что не удалось и Христу, — скопцов и живых мертвецов, хилые инстинкты которых удовлетворяют телевизионной мокрухой, как вы удовлетворяете инстинкты ваших несчастных котов таблетками анти-секс.

Если бы в глубине души вы не жаждали смерти, человечество не, не пялилось бы на экранные убийства так жадно. Бизнес-искусство всегда удовлетворяет нереализованные желания потребителей — даже те, которые клиент боится назвать вслух. Если вы это покупаете, значит, вам это нужно!

И цивилизация ублажает вашу жажду крови, заменив ее кровавыми сенсациями и киношным кетчупом…

Глава девятая, в которой Даша учится летать

Тирлич-трава, иначе Наричник. Ее собирают под Иванов день на Лысой Горе, близ Днепра, под Киевом.

Папюс. «Черная и белая магия»

Катерина Дображанская никогда не прощала людей, хоть на секунду взявших над ней вверх. Но Маше она удивленно простила правду, — так прощают врача, который, даже не успев причинить тебе боль, вскрывает нарыв одним точным ударом, мгновенно влюбляясь в его умные, добрые, все понимающие руки.

Стоило Маше Ковалевой охарактеризовать Катины страхи вслух, как они стали столь естественными и банальными, что почти перестали быть страхами. Она провалилась в сон, лишь только натянула на уши плед, и ее настроения не испортило даже то, что, проснувшись, Катя обнаружила у себя за шеей вибрирующую мурчанием рыжую грелку Изиду Пуфик, а прямо по курсу — неугомонную идиотку с пирсингом, успевшую за время ее сна превратить квартиру в бедлам и окончательно обезуметь.

Даша с ходу заявила, что квартира (на которую у них нет никаких документов!) принадлежит им, «не бояться» им нужно не Василия Федоровича, а древнерусского князя Владимира (умершего тысячу лет тому назад!), а нынешней ночью необходимо посетить целых две горы. (Впрочем, с «прогулкой на исходе заката», подразумевавшей под собой личную встречу с К. Д. Катя сдержанно согласилась. Стоит попробовать.)

Однако самым важным открытием «идиотки» стал некий хозяйственный шкаф, с запасами мыла и дезодорантов, метлами и щетками для мытья полов, к которым непонятно каким местом прилепился увесистый тюк со свернутым парашютом параплана. И теперь, стоя у распахнутых дверей балкона, Даша, возбужденная и нервная, сунув древко метлы между ног, подпрыгивала на полу, бестолково, но чрезвычайно упрямо. Сидевшие на безопасном расстоянии от нее Белладонна и Изида Пуфик синхронно качали головами вверх-вниз, наблюдая за ее двадцатисантиметровыми полетами. Как и следовало ожидать, поганая метла не проявляла ни малейшей склонности к волшебному воздухоплаванию!

— Ну че, нашла? — прикрикнула Чуб на Машу, скрупулезно пролистывающую одну из прихваченных из дому книг. — Что там есть про полеты?

— На параплане? — ерничая, уточнила Катя.

— На метле!!!

Ковалева с сомнением посмотрела на подругу.

— Даш, нам же не к спеху, верно? — увещевающе пробубнила она.

Катя кивнула. Деликатная студентка нравилась ей все больше и больше. И в груди предательски булькнуло что-то теплое, человечное, похожее на желание отблагодарить, научить, помочь…

— Как это не к спеху? — захлебнулась Землепотрясная Даша Чуб. — Там русским языком написано: увидишь на небе огонь и ПОЛЕТИШЬ туда! Ты бы хоть свой агрегат опробовала! — обиделась она на ее отчужденную безучастность. — Я специально твое седло к щетке прикрутила. Будешь как Маргарита. Тебе ж приятно?

— Очень.

Даже пример обожаемой Маргариты Николаевны, пролетевшей верхом на щетке из Москвы в Киев и обратно в Москву, не растопил Машиных леденящих сомнений. Как бы далеко ни распространялась ее вера в чудеса, она была дитем XXI века, и летательные способности деревянной палки вызывали у нее крайне тщедушный энтузиазм, а поселившаяся в Дашиной душе безбашенная вера в их способность взлететь, сиганув с пятнадцатиметровой башни, казалась откровенно опасной. Для Чуб — сама Маша точно знала: никакими литературными примерами ее на этот кошмарный подвиг не соблазнить!

— А ты чего сидишь, как королева? Уже полдевятого. Скоро закат! — накинулась Чуб на Катю.

— Нет, спасибо, — брезгливо открестилась та. — Я лучше здесь посижу. Будет кому «скорую» вызвать, когда ты об асфальт шмякнешься.

— Ну должна же она как-то летать!!! — яростно закричала Чуб, отшвыривая бесталанную метелку.

— Неужели? — саркастично сломала брови Катерина. — Да, дорогуши, давно я в цирке не была!

— Дура! — крикнула Даша. — Там шкаф, полный метел! Тут балкон без перил — как специально для взлетов! Что это, по-твоему, значит?

— На трассе под Киевом метлы десятками стоят. Мужички продают — по три гривни штука. Не подскажешь, там случайно не загородный аэропорт?

— Все ведьмы летают на метле! Это каждый знает! Вы не думайте, я подумала днем…

— Неужели? Ты еще и думать умеешь? — съехидничала Дображанская.

— Я в детстве мечтала быть летчиком-космонавтом!

— Это, конечно, доказательство, — оскалилась Катерина.

— Так вот. Киев очень важный город в плане воздухоплавания! — взволнованно затрещала несостоявшаяся космонавтка Д. Чуб. — И Сикорский тут родился, который первый вертолет изобрел. И Королев, который первую ракету в космос, — наш, из Житомира, в Киеве, в Политехническом учился, где и Сикорский… Мы только первый самолет прогавили! Но зато первую «мертвую петлю» на самолете Петр Нестеров в Киеве сделал. И первый в мире многомоторный самолет «Витязь», и «Илья Муромец» — тоже Сикорский! Из него потом в войну первые русские бомбардировщики делали, эскадры «Муромцев»! А все почему? Потому что в Киеве ВСЕГДА летали!

— Если бы хозяйка этого дома летала на метле, она не держала бы в шкафу параплан, — с апломбом приземлила «космонавтку» Катя.

— Да вы! Вы! — завыла заземленная «летчица».

— А если мы — не ведьмы? — сказала Маша.

Чуб замерла с возмущенно открытым ртом, взирая на нее как на распоследнюю предательницу.