— Лида и Женя, — уточнил он. — Сами прибежали, когда поняли, что подружку свою угробили.
— Как это? — обмерла Маша. Мир утомленно вздохнул.
— Ну, Рита сто раз на меня нависала: возьми да возьми меня с собой, я тоже в диггеры хочу. А я отказывался: с такой же одна морока. Да и плевать ей на все, просто повод…
— Ногу подвернет и на шею повесится, — сухо согласилась Даша Чуб, некогда активно практиковавшая данный способ сближения.
— А они записку ей передали. Типа, от меня. Типа, по приколу. «Если хочешь узнать, что значит быть диггером, встречаемся в 19.00 у Кирилловской церкви. М. К.»
«М. К., а не К. Д.» — с облегчением подумала Маша.
— А почему у Кирилловской? — придирчиво осведомилась Даша, тоже помнившая полное имя Мира.
Мирослав снова вздохнул.
— Потому что тут трубу прорвало, и аварию в новостях показывали. И сразу на диггеров намекали, не знаю уж почему, — мы в Кирилловские никогда не спускались. А записку их у Риты нашли, через нее на меня и наехали. Слава богу, почерк не мой. Женя подделала, как обычно…
— Чего ж они в милиции все не рассказали? — обожгла его недоверчивым взглядом Чуб.
— Да потому что сучки! — злобно выплюнул Мир. — Боятся, что их в соучастии обвинят. Впрочем, правильно — менты б с них так просто не слезли.
— А что они на тебе сидят, их не беспокоит?
— Еще как беспокоит, — признался он. — Когда меня задержали, они с перепугу к моим родителям прибежали и заявили, что я всю ночь с ними был — с двумя сразу. А теперь молчу, потому что джентльмен и их честь выгораживаю. Ну а родители сразу за адвоката — и в прокуратуру…
— Так, — приняла решение Даша. — Давай мне их телефоны, я сама их спрошу!
— Да пожалуйста, — разозлился Красавицкий. — 494-22-27 — Лиды. Женин не помню… У Лиды спросишь. Только тебе они ничего не скажут!
— Записка была, мне папа рассказывал, — кинулась ему на подмогу Маша.
— Он мог сам ее написать… Или попросить кого-то.
«Только тогда он не стал бы ее оставлять, — поняла Даша Чуб. — Конечно, он мог оставить, чтобы сказать: я не такой дурак, чтоб ее оставлять. Но такой двойной блеф канает только в американских боевиках. А с нашими следователями… Ведь если б не эта записка, они б на него даже не вышли!»
А потом:
узнанные ею на Машином институтском фото безгрудая шатенка и блондинка с лицом очаровательно-пустоголового херувима уже предчувствовали в тот вечер в «О-е-ей!», что подвели свою подругу под Кирилловский монастырь.
Чуб неприязненно засопела, нехотя смиряясь с мыслью:
«Да, эгоист, да, конченый мажор и конченый красавец, — но не убийца!»
— Да не слушай ты ее! — огрызнулась Маша, окончательно записывая Дашу в «не подруги».
— Маш… — примирительно начала Даша.
— Отстань ты!
Наверное, Машино «отстань» получилось слишком резким и громким — из дыры в потолке посыпался стремительный душ из крошек.
— Обвал! Бежать надо! — запаниковал Олежа.
— Ну и пшел вон! — зло послал его Мир. Сплюнул и закашлялся, поперхнувшись пылью.
И пока Чуб терла запыленные веки, Маша, подхватив выкатившуюся из кулька бутылку, влюбленно протянула Миру колу. Красавицкий открутил пробку. Переждал поток пузырящейся пены. И жадно припал к горлышку губами…
Чуб оторопело выпучила протертые глаза.
Красавец быстро-быстро захлопал длинными ресницами и, вернув Маше бутыль, начал безжалостно тереть их обоими кулаками.
— Что-то в глаз попало? — забеспокоилась Ковалева.
Красавицкий с трудом разлепил веки и недоуменно уставился на нее.
— Маша, — произнес Мирослав удивленно. — А ты, оказывается, красивая…
— Здравствуй, лошадь, я — Буденный, молодой и возбужденный! — бодро брякнула Чуб и, за неимением лимона, заткнула слишком довольный рот кулаком. — О’кей, — внезапно заторопилась она, — я пошла. Мне еще в клуб надо. А колу, — со значением добавила Даша, — вам оставляю. Слышишь, Маша?
Но Маша ее не поняла. И даже не услышала. Она встревоженно смотрела на сидящего у ее ног Мира, не зная, верить ему или нет.
Вначале Мир объяснил потеплевшие чувства к Маше естественным страхом за свою кровную шкуру: ее обвинение в попытке изнасилования и впрямь могло стать последним аргументом в длинной, как караван, череде косвенных доказательств против их подземного конгломерата. И окончательно послав вон избитого Олежу вместе с повисшим у него на плече травмированным Кокой, он брезгливо подумал, что каждый, кто хочет быть первым, подсознательно выбирает друзей ниже себя, а между низшими и низкими разница зачастую оказывается иллюзорной…
«Кроме того, она мне нужна. Она много знает. И может помочь. Она всегда была умницей, этого у нее не отнимешь».
Более того, нарвавшись на его штатное отребье, одногруппница не впала в трехмесячную истерику, не грозилась пожаловаться папе, проректору и дядям милиционерам, не сбежала, вцепившись в подружку, проклиная себя за то, что вообще сунулась сюда, а, оставшись с ним тет-а-тет, угрюмо потребовала, чтобы Мир отвел ее в Кирилловские пещеры к сатанинскому алтарю.
И тут произошло нечто странное и совершенно нелогичное: категорически не желая делать этого, он согласился — наперекор себе и собственному здравому смыслу, заставившему его, выбравшись из подземного лабиринта, поклясться: не соваться туда больше никогда!
— Там есть отрезки, где нужно пробираться почти на животе. Нас может завалить в любую секунду. Обвал, похоже, был совсем недавно…
— Вчера, — хмуро пояснила Ковалева. — Но я все равно должна его увидеть. Я могу пойти одна, ты только объясни.
— Ну уж нет! Если с тобой что-то случится…
«…я этого просто не переживу!» — окончил кто-то внутри него.
«Чего-чего?» — переспросил он недоуменно.
Он слышал это безапелляционное преувеличение, озвученное сотней женских голосов. И оно всегда казалось ему таким же нелепым, как неистребимые «я без тебя умру», «я не смогу жить без тебя», «ты — единственный смысл моей жизни», парируемые его многоопытными: «не умрешь», «еще как сможешь», «в таком случае твоя жизнь бессмысленна».
«И действительно, — думал он, вглядываясь в проплывающие мимо бугристые стены пещерного лабиринта, — никто еще не умер. Только та, в вечной клетчатой юбке, в прошлом году напилась просроченного дедушкиного демидрола и тупо уснула на экзамене по философии. А потом, как и все они, перекинулась на другого».
Но сейчас, когда за его спиной шла упрямая Маша, с наивной свечкой в руках, он вдруг ужаснулся, сколь реально может быть это ощущение: «Если с ней что-то случится, я умру!»
От одного предположения «Если с ней что-то случится» его «Я» проваливалось в бездну.
Мир удивленно оглянулся назад, пытаясь понять: а на хрена она ему сдалась?
— Как ты? — шепотом спросил он.
— Нормально.
