В вопросе Дображанской таилась ирония — малолетка, изощрившаяся их обмануть с помощью союзника-кота, не была идиоткой.
Но все равно была малолеткой.
И та, чья рука, сжавшись в кулак, могла разрушить соседний дом, не могла воспринимать ее иначе, чем неприятность.
— Разве что попытаться оттянуть Суд, — сказала Премудрая. — У вас есть три ночи. Предположим, сегодня или завтра над Старокиевской горой зажжется красный огонь, и от срочности решения этой проблемы будет зависеть судьба Города. Тогда Суд будет отложен до окончания данного дела и перенесется на 1 мая грядущего года. А за год ваша сила успеет прорасти… За год вы совершите многое, и результаты, естественно, если они будут положительными, зачтутся вам в плюс.
— А то, что мы спасли Киев, уже ничего не значит? — обиделась Даша.
— Значит, — сказала Глава киевских ведьм. — И очень много. Но Акнир не солгала вам. Пока мои ведьмы тряслись за свои шкуры, они были готовы признать вас кем угодно. Вы спасли Киев. Вас Трое. Казалось, пророчество сбылось. Но, увы, закон есть закон! И отменить закон, провозглашенный Мариной, не в силах ни я, ни Хозяин. Так было тысячу лет. Киевица должна быть потомственной ведьмой, и ее утверждает Суд между Небом и Землей. Хотя, если бы Небо и Земля не признали вас достойными, вы бы никогда не победили Кылыну.
— Подождите, — прервала ее Маша. — Вы говорите, Небо и Земля. Тогда почему Киевица должна быть именно ведьмой, а не…
— О, вы совершенно правы, Мария Владимировна! — Несмотря на подчеркнуто уважительное сочетание слов, ответ Василисы прозвенел неподобающе саркастично. — Простите, что я забыла уточнить этот важный нюанс. Если в вашем роду есть святые, чудотворцы или угодники, это, безусловно, решит все наши проблемы!
— Маш, ты не знаешь, к чему чешется левое полупопие?
Даша Чуб изогнулась на надувном матрасе и почесала помянутое место.
— Ладонь — к деньгам, нос — к выпивке, грудь — к сексу, бровь — к гостям. Локоть — спать на новом месте. А попа?
Пляжный матрас возлежал на верхней площадке ступенек музея истории Украины.
Музей, в свою очередь, стоял на Старокиевской горе — той самой, где тысячу пятьсот лет тому основали Град трое братьев — Хорив, Щек и Кий, давший свое имя Киеву.
Той самой, где тысячу лет назад стоял Город князя Владимира и его княжий терем, где пировали три легендарных богатыря: Илья, Добрыня и Алеша.
Той самой, где каждую ночь должны были дежурить Трое, пришедшие в Киев в третий раз, — Катя, Маша и Даша.
Ибо книга Киевиц гласила:
Вот только стоять на горе, запрокинув голову и рассматривая небо над ней, в надежде увидеть там «красный огонь», дольше пятнадцати минут было совершенно невыносимо. Шея затекала и ныла.
И вчера Дашу озарило: матрас!
— Так ты не знаешь, к чему чешется левое полупопие? Хорошо б задница чесалась к чему-то полезному, — проканючила Чуб.
Ее рука оставила попу в покое и успокоилась на лежащей рядом верной метле, с двумя прикрученными к древку велосипедными седлами.
Это означало готовность № 1.
Метла была Дашиной любимицей, уже не раз за их недолгую совместную жизнь выручавшей хозяйку из самых безумных передряг.
Но на небе ничего не горело.
— Ну че там? — спросила певица у Маши.
— Ни-че.
— Че, совсем ни-че? И у меня совсем… — Даша недовольно заерзала.
Сидя на ступеньках, держа в левой руке карманный фонарик, Маша штудировала большую бухгалтерскую тетрадь в мягкой обложке, найденную в открывшемся им тайнике.
Листы ее были исписаны идеально ровным почерком — знакомым, красовавшимся на всех банках, пакетах, коробках в их шкафах, — почерком аккуратистки Кылыны.
Даша, отыскавшая в обширной библиотеке Башни книгу «Тайны Зодиака», положительно утверждала: Кылына была рождена под знаком «Девы»:
«Только „Девы“, и еще „Весы“… Это я, Маша, имею в виду тебя. Только вы двое — такие фанатичные системщики. Вам бы все по полочкам разложить, по баночкам, по пунктам, пока нормальные люди (тут Чуб имела в виду себя) просто живут и наслаждаются жизнью».
Но в данный момент Даша не наслаждалась — вертелась и нервничала.
— Нет, они меня умиляют! — проворчала она. — Сначала они делают нас Киевицами, как будто мы их просили. Потом мы в срачке спасаем их от Змея, как будто нам больше нечего делать. Потом они закидывают нас золотом и называют королевами… А потом, тыц-пиздыц! — вызывают на Суд и требуют, чтобы мы доказали, что мы те, кем они сами нас сделали. Где логика? — вопросила она. — Нету! Ну ни-че, ни-че! — злорадно пообещала Землепотрясная. — Я знаю, к чему моя задница чешется. Она у меня всегда чешется к приключениям. Чую, сейчас на небе что-то ТАКО-ОЕ зажжется, что мы всем им скажем: «А не пошли бы ли вы! У нас есть дела поважнее, чем выяснять, кто кому косматочка, а кто гадуница», — и добавила без логического перехода: — Боже, как я по сцене соскучилась! Я ж раньше каждую ночь в клубе пела. А ты меня и не видела… Как я Катьке завидую, что она работает.
Чуб вдруг запела:
Голос, огромный, сильный, накрыл безлюдную Старокиевскую.
Маша подняла глаза — она не знала, что талант Даши Чуб обладает такой страстной энергетической мощью.
Однако тоскливая серенада, обращенная к небу над горой, оставила его равнодушным.
«Заветная» звезда не загорелась.
— Да оставь ты эту тетрадку в покое! — озлилась певица. — Говорю тебе, малая случайно ее уронила, когда деньги тырила. Если б тетрадка что-нибудь значила, она б взяла не бабки, а ее.
— Логично. — Машин ответ был усталым.
Хотя конспект Кылыны был пролистан ею больше чем наполовину, его содержание так и осталось полнейшей загадкой.
На первой странице тетради стояло одно-единственное число — аккуратно зачеркнутое.
