А было прекрасное утро — лучистое, в полнебосклона. И город был зеленью убран, и розовы были колонны. Смеялся торговец, везущий на рынок заморскую утварь. И тихо курился Везувий в то давнее-давнее утро. 1980 «Раздражённый и злой домосед…»
Раздражённый и злой домосед, изучаю прорехи кармана. Мир, искрошенный в строки газет, чёрно-бел, как в зрачке наркомана. Вот и в баре закрыли кредит. Да ещё эта кошка-поганка заиграла носок — и глядит, чёрно-белая, как пропаганда… 1997 Хроника одной вечеринки, или Песенка о неприкосновенности личной жизни
Цитировал кто-то кого-то, слегка искажая строфу. В цезурах и паузах булькала водка — а мы целовались в шкафу. Подглядывал кто-то за кем-то, слегка накреняя софу. Какого-то кто-то ругал Президента — а мы целовались в шкафу. Показывал кто-то кому-то приём боевого кун-фу. Потом тишиною звенела минута — а мы целовались в шкафу. Гуляйте, столы накреняя! Кричите, что лидер неправ! Я лишь об одном, господа, заклинаю: не суйтесь, пожалуйста, в шкаф! 1995 (декламируется сквозь зубы)
Скаламбурил. Хоть бы хны! Заманив на чашку чая, обсуждают свойства хны, мужика не замечая, три улыбчивых шахны. И одной мечтою движим — кончить этот беспредел, по причёсочкам по рыжим тихий ангел пролетел — как фанера над Парижем. 1996 Бьёт меня жизнь, что оглобля, или пластает, что сабля, — ежели мне тяжело, бля, я убегаю в леса, бля.
