Бал был бел

Не для киношного дубля
с поезда слез — и бреду, бля.
И вместо плача да вопля
тихо шепчу: «Ничего, бля…»

Взмоет из зарослей цапля —
хоть на полотна Констебля.
Я побледнею с лица, бля,
и поражусь красоте, бля.
Не для киношного дубля
мимо болотца бреду, бля.
И вместо плача да вопля
попросту думаю: «Во, бля…»

Нежные кроны колебля,
мелкие лужицы зыбля,
ветер плеснёт по земле, бля,
свежестью первой грозы, бля.
Не для киношного дубля
через опушку бреду, бля.
Но прогремлю до Гренобля,
ежели снять для кино, бля.

1993

«Пропади оно все пропадом!..»

Пропади оно все пропадом!
Бледен, худ, необогрет,
обмотаю шею проводом
и отрину табурет.

Пожуют глазами-жвачками
участковые: «Висить…»
И придет монтёр с кусачками —
провода перекусить.

Снимут, вынесут по дворикам
вдоль таблички «Телеграф»,
а записку бросят дворникам,
ни черта не разобрав…

1988

Противовоздушно-сексуальное

Когда ракета рвёт по вертикали
затем, чтоб гробануть бомбардировщик,
не дав ему сронить ядрёну бомбу
на некий центр, что тянется вдоль Волги
и повторяет все её изгибы,
как мы порой ладонью повторяем
изгиб бедра любимого созданья,
которое немедля говорит:
«Не трожь бедро, на нас уже глазеют!» —
и вы покорно прячете хваталку
в излишне тесный боковой карман,
который вдруг косым своим разрезом
напомнит вам татарских интервентов,
речушку Калку, поле Куликово
и многое другое… Но ракета,
пока вы это пристально читали,
уже бомбардировщик гробанула,
о чём имею счастье доложить!

1978

«Вот ты — в тоске и грусти…»

Вот ты — в тоске и грусти,
а я — навеселе.
Ты найден был в капусте,
а я вот — в конопле.
Тащись себе, мотыжа
капустные поля,
а мне вот как-то ближе
родная конопля…

1989