станок пулеметный — не легкая ноша. Слева Нехода бежит с автоматом. «Ура-а-а!» — и зигзагами приближаемся к дому. Взводный крикнул: «Вперед!» И рванулись ребята. И бежим мы по кирпичному лому. Дом гудит. Мы — по лестницам, пробивая дорогу. Наш пулемет в оконном проеме, к фашистам не пускает подмогу. Вот опять. «Начинай!» — я командую Семе… Площадь Девятого января на ладони. Немцы перебегают, пропадают — и снова встали. Сема открывает огонь — и площадь пенится от огня навесного. «Вот так так! День рожденья! — сверху спрыгнул Нехода. — Из-за этого стоило, пожалуй, родиться! Ключевую позицию заняли с ходу, слышали? Благодарит нас Родимцев.» «Танки!» — крикнул Нехода — и вниз куда-то. Да, два танка выходят на нас от вокзала. Сердце дрогнуло. «Не отступим, ребята!» — Голос Сережи громом пушек связало. Кирпичные брызги прянули в спину, пыль окутала всё. Сквозь просветы танки вижу. Вижу немцев лавину. «Бей, Руденко, пора!» Он молчит. «Сема, где ты?..» Он свалился к стене. Я ложусь к пулемету, вижу — миной гусеницу распластало. Мой огонь уложил на булыжник пехоту. Над танком крутящимся пламя затрепетало. А от дома на площадь «ура» полетело. Танк второй повернул — и назад. «Сема, Сема!» Я к стене привалил онемевшее тело. «Стой, я сам. Отошли?» — «Нет, на месте мы, дома…» Ночь неожиданно на землю упала. Собрались мы. Сему перевязали. «Ну что же, сколько нас?» — «Десять с Семою». — «Мало. Взводный умер. Нас мало. Командуй, Сережа». — «Что же делать? Нас мало. Начнется с рассвета». — «Что ты?! — вспыхнул Сергей. — Нас почти что полвзвода…» Я чувствую сердцем тепло партбилета. «Здесь есть коммунисты!» — поднялся Нехода. День за днем. День за днем мы живем в этом доме. Мы живем! И фашисты не вырвутся к Волге! День за днем мы живем в этом яростном громе, и не могут нас выбить фашистские волки! Ночью седьмого — ноябрьская стужа. Я вышел на смену продрогшему Семе. Улегся у пулемета, снаружи. Ветер холодный насвистывает в проеме… «.. Я люблю тебя», — говорил я, краснея, прямо в ухо, маленький локон отбросив. И луна поднимается над водою, чтоб увидеть, как начинается осень. Клен повис над потемневшим обрывом. Листья падают, не могу их собрать я. А ветер, набегая порывом, трогает шелестящее платье. «Нет, ты взгляни, как красиво!» А ветер всё набегает с размаха. «Мы могли не увидеться, скажи-ка на милость! — говорю я и замираю от страха.— Спасибо тебе, дорогая отчизна! Волненье меня затопило наплывом. Тебе я обязан всем в жизни. Слышишь, родина, я родился счастливым…»