Выстрелы вспыхнули. Вижу, что-то маячит… «Стой!» — «Свои мы!» — «Проходите по следу… Сколько вас? Отделенье? Пополнение, значит!» — «Мы приказ принесли, есть приказ на победу!..» Мы укрылись плащ-палаткой крылатой, зажигалку я чиркнул движением верным. «Седьмое. Приказ вот. Трехсот сорок пятый…» Мы друг к другу прижались, как тогда, в сорок первом. «Настойчиво и упорно готовить удар сокрушительный!..» Мы откинулись снова. «Кто подчеркивал тут?» — «Сам Родимцев, должно быть. Он газету вручил!» — «Значит, что-то готово! Понимаете, раз уж сказано — будет! Слово нашей армии свято! Сталинград — мир для мира добудет! Разбудите парторга Неходу, ребята…» В ноябре ветер вьется, неистов, в декабре пальцы греет ствол автомата. В январе… «Мы тебя отстоит от фашистов, Сталинград наш!..» — «Наступленье, ребята!» Вода снеговая в неостывших воронках. Фашистские трупы падают на мостовые, а лед на Волге потрескивает звонко, чтобы волжскую воду не увидали живые. «Ого! Январь! Веселая вьюга!» Мы вглядываемся в похудевшие лица и смеемся, узнавая друг друга: как будто бы выписались из больницы… «Вот здесь, ты помнишь, мои именины. Нет, ты только подумай над этим… А клен-то, конечно, подрезали мины, чтоб разлучить нас с шестнадцатилетьем…» К станции Котлубань выезжает машина. «Четыре ноль-ноль. Что-то нет их, ребята». — «Значит, ждет их другая кончина, раз не явились принимать ультиматум…» Артиллерия грянула сразу — не попадает камень на камень, не попадает зуб на зуб, и в рукава не попадают руками. И пошли мы обжигающим валом, волной израненной, но живою, пока не выполз из штабного подвала фон Паулюс — и руки над головою, пока, прихрамывая, нарушители мира не потекли по городу вереницей, без строя, не соблюдая ранжира, опуская почерневшие лица. Мы с Сережей у Тракторного завода, где Мечетка пробирается в иле, для того чтобы перед новым походом маленькой поклониться могиле. Когда-то я шептал, обессилев, что, родись я в стране иностранной, я б тогда ни за что не увидел России, был бы я у чужих, не увиделся с мамой. «Мама моя! Я с тобой не увижусь. Я не предвидел опасением детским, что иная земля пододвинется ближе, чтоб разлучить нас фугаской немецкой. Я прощаюсь с тобой перед дальней дорогой… Мама, мне рассказать тебе надо… Идут твои дети неотступно и строго в наступление от стен Сталинграда. Мама, слышишь, зовут нас, мы уходим, пора нам. Я становлюсь перед могилкою на колени. Я тебя не увижу… Прощай, моя мама!..» Дорога к миру — лучшее из направлений.
