Другаперевязать и положить у плуга.Свист пуль перескочить, упасть на грудь,опять вперед — всё полем тем бескрайним,и пулемет, как плуг, держать, и в путь —туда, где самолет стрижет комбайном.Шинель отбросить в сторону — жара!Опять бежать, спешить. Пахать пора!..Идти к домам, к родным своим порогам,стрелять в фашистов, помнить до конца:взята деревня! Впереди дорога,и вновь идти от милого крыльца.Так мы освобождаем наше поле,родную пашню, дом, свою весну.В атаку ходим, пахари, на воле,чтоб жить,не быть у нечисти в плену.А поле, где у нас хлеба росли, —любой покос и пастбище любое,любой комок исхоженной земли,где мы себе бессмертье обрели,—теперь мы называем полем боя.1942
8. КОЛЕ ОТРАДЕ
Я жалею девушку Полю. Жалеюза любовь осторожную: «Чтоб не в плену б».За: «Мы мало знакомы», «не знаю», «не смею»…За ладонь, отделившую губы от губ.Вам казался он: летом — слишком двадцатилетнимосенью — рыжим, как листва на опушке,зимою ходит слишком в летнем,а весною — были веснушки.А когда он поднял автомат, — вы слышите? —когда он вышел, дерзкий, такой, как в школе,вы на фронт прислали ему платок вышитый,вышив: «Моему Коле!»У нас у всех были платки поименные, —но ведь мы не могли узнать двадцатью зимами,что когда на войну уходят безнадежно влюбленныеназад приходят любимыми.Это всё пустяки, Николай, если б не плакали.Но живые никак представить не могут:как это, когда пулеметы такали,не встать, не услышать тревогу?Белым пятном на снегу выделяться,руки не перележать и встать не силиться,не видеть, как чернильные пятна повыступали на пальцах,не обрадоваться,
