Елена Скульская:
Недавно Катя Довлатова опубликовала Сережины редакторские колонки, которые позволяют посмотреть на него с другой стороны. Читая их, понимаешь, что он на самом деле любил журналистику. По крайней мере, у него было двойственное отношение к ней, которое я тоже наблюдала. Помню, Сережа как- то подошел ко мне и сказал: «Лиля, давайте откроем свою газету в рамках нашей редакции и назовем ее „Для больших и маленьких“. Это будет издание для детей тех партийных людей, которые читают нашу партийную же газету». Мы собрали маленькую редакцию и пошли к начальству. Руководство, изучив все, что мы принесли, — репортаж из детской библиотеки, рассказ о каком-то мультипликационном фильме и прочее — осталось довольно. Для этой газеты Сергей придумал то, что теперь необыкновенно актуально для всей нашей маленькой, но свободолюбивой Эстонии, — игровую форму обучения эстонскому языку.
Елена Скульская:
Кроме известного стихотворения о медведе, он сочинил еще такое:
Этот номер вышел, но наш редактор Генрих Францевич Туронок запретил продолжать. Когда его спросили почему, он ответил: «Я не знаю. Там ничего такого нет, но как посмотрю на все эти запятые, тире, многоточия, думаю, что лучше не надо это издавать». Сережа отнесся к этому очень болезненно. Он хотел интересной работы и на журналистском поприще, но как только возникала какая-то оригинальная идея, ее тут же принимали в штыки.
Иван Трулль:
Я очень люблю животных, и медведей в частности. Я бы никогда не оскорбился, если бы меня назвали медведем. Поэтому разговора, который описан у Довлатова, между нами не было и быть не могло. Но в те времена у нас могли найтись патриотически настроенные читатели (скажем, некоторые пенсионеры, ветераны революции), которые болезненно восприняли бы подобное стихотворение.
Тогда, помню, мне позвонил Маннерман, который курировал городские и районные газеты. Он сказал, что получил письмо от читателей, оскорбленных тем, что написал Довлатов. Сам он был человеком добрейшим и понимающим, ему стихотворение понравилось, но не отреагировать на читательскую жалобу он не мог.
Хотя сама идея «Эстонского букваря» была очень интересная, и я надеялся, что редакция ее не оставит. Однако, к сожалению, это дело не было продолжено.
Валерий Воскобойников:
Его беда была в том, что он слишком хотел стать советским писателем. Сережа не только работал в самых разных газетах, но также писал и для «Юности», и для «Крокодила», и для «Костра». Талант Довлатова не вмещался в рамки, предоставляемые литературе в то время. Он не раз жаловался мне: дают заказную работу, и вроде бы исполнить ее просто. А потом вдруг оказывается, что это так трудно, неприятно, даже мучительно. Если пишешь на тему, которая тебя на самом деле совершенно не интересует, нужно быть или законченным циником, или мучиться. Ведь в прозу хочется внести некоторое изящество, иначе она не будет литературой. А как ты внесешь изящество в очерк об обмене партийных билетов? Получалось, что хороший писатель в халтуру вкладывал больше времени и сил, чем в свои настоящие произведения. Поэтому для Сережи все это было очень тяжело. О своих редких издательских удачах, о тех рассказах, которые ему все-таки удавалось опубликовать, он почти никогда не рассказывал. Сережа мог разве что об этом упомянуть, стесняясь и морщась.
