Любовная лирика классических поэтов Востока

С арабского

Имруулькайс

(ок. 500–540)

1—4. Переводы Н. Стефановича; 5–6. Переводы А. Ревича; 7–9. Переводы В. Гончарова

1

Узнал я сегодня так много печали и зла —
Я вспомнил о милой, о той, что навеки ушла.

Сулейма сказала: «В разлуке суровой и длинной
Ты стал стариком — голова совершенно бела.

Теперь с бахромой я сравнила бы эти седины,
Что серыми клочьями мрачно свисают с чела…».

А прежде когда-то мне гор покорялись вершины,
Доступные только могучей отваге орла.

2

Нам быть соседями — друзьями стать могли б:
Мне тоже здесь лежать, пока стоит Асиб.

Я в мире одинок, как ты — во мраке гроба…
Соседка милая, мы здесь чужие оба.

Соседка, не вернуть промчавшееся мимо,
И надвигается конец неотвратимо.

Всю землю родиной считает человек —
Изгнанник только тот, кто в ней зарыт навек.

3

Нет, больше не могу, терпенье истощилось,
В душе моей тоска и горькая унылость.

Бессмысленные дни, безрадостные ночи,
А счастье — что еще случайней и короче?

О край, где был укрыт я от беды и бури, —
Те ночи у пруда прекрасней, чем Укури.

У нежных девушек вино я утром пью, —
Но разве не они сгубили жизнь мою?

И все ж от влажных губ никак не оторвусь —
В них терпкого вина неповторимый вкус.

О, этот аромат медовый, горьковатый!
О, стройность антилоп, величье древних статуй!

Как будто ветерка дыханье молодое
Внезапно принесло душистый дым алоэ.

Как будто пряное я пью вино из чаши,
Что из далеких стран привозят в земли наши.

Но в чаше я с водой вино свое смешал,
С потоком, что течет с крутых, высоких скал,

Со струями, с ничем не замутненной
Прозрачной влагою, душистой и студеной.