Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне

счастье, запрещалось проливать кровь.

С развитием законодательной системы больший упор делался на смертную казнь. Обычно казнь совершалась через повешение. Яркий пример приводится в англосаксонских хрониках 1124 г., когда во время массовой казни было повешено сорок четыре осужденных в воровстве. Из применявшихся методов расправы знать больше всего ненавидела смерть через повешение как самую отвратительную, поскольку она означала приравнивание к статусу обычных преступников. Женщин-преступниц обычно сжигали на кострах. Такая участь постигла, например, некую Элис Уитли в начале XIII в. за убийство своего супруга. Детоубийц раздирали на части, привязывая к четырем лошадям. Помилование в данном случае означало замену смертной казни на телесные увечья: наиболее частой платой за жизнь становились глаза, носы, уши, руки, ступни и гениталии; во многих случаях подобное уродование являлось стандартным, обязательным приговором. Генрих I, взбешенный проделками своих чеканщиков, велел каждому отрезать тестикулы и отрубить правую руку. Подобная «снисходительность» также служила определенной цели: изувеченные калеки являлись живыми примерами сурового правосудия, направленного против злодеев и преступников. Устрашение — через смерть или увечья — важный элемент средневековых зрелищ. Публичные казни и выставление отрубленных голов преступников на всеобщее обозрение были обычным явлением; такие вещи надолго пережили эпоху Средневековья, когда многие элементы варварства постепенно ушли в прошлое.

Право на смертную казнь было основной привилегией власть имущих. Несмотря на суждение Фомы Аквинского^[6] о том, что смертная казнь является уделом государей (ревностно стремившихся закрепить это право за собой), свои притязания на нее заявляли и другие институты власти, главным образом, лорды и города. Эшафоты представляли собой не только угрозу, но и демонстрировали абсолютное господство над жизнью. Чрезмерное увлечение смертной казнью привело к реформе и большей централизации в Англии. Так, аббат Эвешема вынес смертный приговор вору за кражу 4 пенсов. Подобные эпизоды вынудили правительство отреагировать на чересчур жестокие санкции по отношению к осужденным за мелкие кражи; согласно статуту 1278–1279 гг., к смерти человек мог быть приговорен только в случае кражи не менее 12 пенсов. Разнородность властных структур способствовала и многообразию наказаний. В одной из недавно изданных монографий, посвященной вопросу об отношении к смертной казни в Англии в период с 1200 по 1350 г., приводится широкий спектр методов, часто основанных на местных традициях территорий вдоль южного побережья страны: здесь преступников сбрасывали со скал Дувра, сжигали заживо, оставляли на одиноком утесе, чтобы несчастного потом смыло приливом.

Сколь бы ревностно общество ни отстаивало идею смертной казни за злодеяния, проявлялись и признаки негодования в отношении суда богачей. Когда 1285 году изнасилование стало караться смертной казнью, «присяжные сразу же прекратили осуждать мирян, хотя по-прежнему испытывали желание обвинять служителей святых орденов, которые могли спасти свои жизни, воспользовавшись неподсудностью духовенства». В 1292 году четырнадцатилетний воришка из Вестморленда на северо-востоке Англии был спасен от повешения двумя судьями, которые отняли от его настоящего возраста два года. Вмешательство со стороны духовенства иногда спасало преступников от палачей. Интересно, что в 1293 году двое палачей, которые помогли осужденным на смерть ворам сбежать, сами были повешены. Исследование Генри Саммерсона показывает нам, что отвращение к смертной казни росло прямо пропорционально ее распространению, поскольку она не давала ощущения сбалансированной справедливости. Автор описывает потрясающий эпизод 1258 г., когда женщина за воровство была приговорена к виселице. Она не только смогла доказать свою невиновность, но и оказалась беременной (беременных обычно казнили только после рождения ребенка). Зал суда опустел, люди отказались присутствовать при исполнении приговора. Всё-таки население желало, чтобы жестокая смерть постигла жестоких злодеев; мелкие воришки тоже заслуживали серьезного наказания, но, конечно, не в такой степени.

Церковь обычно всецело способствовала работе судебной системы, но иногда смягчала чересчур суровые приговоры. Смертная казнь в церковных судах применялась довольно широко. В конце XII в. судом аббатства Гластонбери в Сомерсете за воровство был приговорен к смерти через повешение Ранульф Табуре; после захоронения труп был выкопан и заново повешен на дереве. Как и везде в эпоху Средневековья, церковные и государственные власти работали бок о бок. Будучи приверженцами мира, церковники рассчитывали на быструю кару преступников во имя защиты церкви. Как уже отмечалось, церковные суды обычно судили мирян; однако преступники из числа священнослужителей требовали оградить себя от светских судов. Некоторые исследования, относящиеся к делам об убийствах, которые рассматривались церковными судами, проливают новый свет на этот вопрос. В 1370 году архидиакона Уильяма Беверли обвинили в умышленном убийстве (жертвой стал супруг его племянницы). Отчет о суде был занесен в объемный епископский реестр. Поведение архидиакона на суде и манипуляция пятью хорошо подготовленными свидетелями позволили ему успешно отмести от себя обвинения. Однако это стоило ему собственной репутации, которая оказалась запятнана во время последовавшего затем довольно необычного светского суда. Он был оправдан, и с него официально сняли все обвинения; однако Уильям счел для себя благоразумным ради личной безопасности переехать в Винчестер. Тесное сотрудничество между епископальными и королевскими властями в этом случае демонстрирует серьезную заинтересованность как в поддержании общественного порядка, так и в том, чтобы в средневековых коммунах «заслуженные наказания для мирян или духовников, нарушивших общественные устои, имели порой большее значение, чем строгое соблюдение юридических границ».

В дальнейшем средневековая Англия часто изображается как анархическая страна, которая, подобно всей Европе, вырождалась в результате регулярных встрясок от войн и чумы: Столетней войны и «черной смерти». Количество тяжких преступлений, по мнению исследователей, равнялось двадцати убийствам на каждые сто тысяч населения — это в десять раз выше, чем в XIX веке. Однако данные могут быть завышены, особенно это касается периода Позднего Средневековья. В Папстонских письмах (Papston Letters) 1424–1518 гг. обнаруживается, что только это семейство за указанный период двадцать шесть раз пострадало от насилия по отношению к его членам и к его соседям (сюда включены также травмы и увечья, полученные во время состязаний или от несчастных случаев). Одним из объяснений такой благоприятной среды для всплеска насилия, как ни парадоксально это звучит, является война. Война дестабилизирует общество, как некоторые другие неординарные события, но до 1450-х гг. Англия вела свою войну на территории Франции, а не у себя на острове — в результате на родине поддерживался относительный мир. Все с точностью до наоборот творилось в разрываемой войной Европе, где состояние войны само по себе стимулировало проявление насилия в других аспектах жизни. Таким образом, во время особенно жарких периодов Столетней войны многие потенциальные и фактические нарушители закона были «экспортированы» на континент, где их изуверские наклонности, скорее, поощрялись, нежели могли быть как-то осуждены. Не следует также забывать, что многие убийства совершались не оружием, а повседневными предметами труда, обычно рабочим инвентарем. В своем исследовании жестокости и насилия в Восточной Англии в период с 1422 по 1442 г. Филиппа Мэддерн подсчитала, что свыше четверти убийств совершалось именно инвентарем, в то время как иногда убивали вообще безо всякого оружия. Это иллюстрируется двумя примерами. В 1428 году, когда Джон Уисбеч вместе Джоном Колли прочищали сливную канаву, между ними завязалась ссора. Уисбеч ударил Колли лопатой и убил его. Один из судов в 1434 году рассматривал дело о смерти Ричарда Тарсела, убитого Элезиусом Томсоном, который орудовал колом от забора.

Публичные казни продолжались, являя собой суровое предостережение тем, кто оскорблял Всевышнего и его божественный уклад. Хотя умышленные и непреднамеренные убийства различались, судья, в первую очередь, усматривал в совершении злодеяния преступный умысел. Так, два совершенно непохожих дела эпохи средневековой Англии были рассмотрены судьями абсолютно одинаково. В одном случае Ричард Фэйркок и Мартин Бадди были осуждены за спланированное убийство. Жертву свою они закопали поглубже, тщательно замаскировав место, чтобы никто не смог обнаружить тело. Оба были приговорены к повешению, но Бадди, покаявшись перед духовниками и вымолив помилование, смог избежать судьбы напарника. В другом случае Томас Элам напал на некую Маргарет Перман. В попытке изнасиловать ее, он сломал женщине три ребра и откусил нос; в раны несчастной попала инфекция, и она умерла. Элана повесили за убийство, хотя оно и вышло непредумышленным. Однако, по-видимому, степень