Прибывший в Доорн в конце июня бригадный генерал Уотерс затем стал спутником Эрмины в ее поездке в Берлин. Граф Дона, с которым он беседовал в Доорне, буквально пел дифирамбы Гитлеру. В окружении кайзера наметился явный сдвиг в оценке установившегося в Германии режима. Как отметил английский гость, господствует «убеждение, что система и принципы национал-социализма останутся в Германии надолго, если не навсегда». Его удивило то, что и сам Вильгельм теперь отзывается о ситуации в Германии в почти апологетическом тоне. «Гитлер сделал много исключительно хорошего для Германии», — заявил хозяин Доорна, сделав лишь несколько оговорок по поводу крайностей антиеврейской кампании. На него особое впечатление произвели отказ Гитлера от полагающегося ему жалованья и военные заслуги Геринга.
Уотерс поделился своими впечатлениями с Локкартом. Тот еще раньше завязал переписку с Ллойд- Джорджем, желая узнать, не изменилось ли его мнение о человеке, которого он не столь давно хотел вздернуть на виселицу. Оказалось — да, изменилось. В письме Локкарту от 9 июля бывший премьер- министр Великобритании излагал свои мысли следующим образом: «Кайзер, несомненно, обладал выдающимися личными качествами. Если бы он не был кайзером, он мог бы стать поистине великой личностью. Стартовые возможности для монархов очень уж неблагоприятны». Локкарт продолжал свои контакты с доорнским изгнанником. С визитом к нему прибыла известная в лондонских кругах светская дама Оттолина Моррел. Вероятно, именно она познакомила его с творчеством П.Г. Вудхауза; во всяком случае, после знакомства с ней в привычку у Вильгельма вошло послеобеденное чтение вслух своему окружению «Дживса и Вустера». Знание английского у его слушателей было явно хуже, чем у него самого, и они часто либо смеялись невпопад, либо хранили мрачное молчание в самых смешных местах. Вильгельм нашел решение: места, где надо было смеяться, он повторял дважды, так что теперь правильная реакция аудитории была гарантирована.
В растущем круге английских поклонников Вильгельма отдавали себе отчет в том, что политические взгляды их любимца, мягко говоря, оставляют желать лучшего. Уотерс (кстати, член лейбористской партии) считал, что все зло идет от Эрмины: супруг у нее под каблуком, а она продолжает свой флирт с нацистами в надежде самой стать германской императрицей. Общее мнение сводилось, однако, к тому, что скоро все изменится. Особые надежды Уотерс и Локкарт связывали с внуком кайзера Людвигом Фердинандом, или Лулу, который настроен «очень антинацистски — как и сам кайзер». Уотерс весьма высоко оценивал умение Вильгельма распоряжаться деньгами: содержать восемнадцать семей родственников, да еще оплачивать весь штат Доорна (всего получалось уже пятьдесят семей!) — это было нечто.
24 марта 1934 года в своей очередной речи Гитлер сделал ясный намек на то, что он не собирается призывать Гогенцоллернов на трон. 9 мая в Кенигсберге состоялась встреча Гитлера с Гинденбургом, на которой присутствовал и Берг. Гинденбург уже чувствовал приближение смерти и хотел, перед тем как сойти в могилу, получить от фюрера твердое обещание реставрировать монархию. Тот заверил его, что он целиком и полностью «за», но время для этого еще не пришло, и указал на возможную отрицательную реакцию за границей. Министр двора Доммес в целом правильно оценил ситуацию в адресованном Вильгельму послании: «Ясно, что налицо нет позитивного желания решить эту проблему». В конце месяца Вальтер Дарре, гитлеровский спец по сельскому хозяйству (и кстати, единственный из его команды выпускник английской частной школы), обвинил Вильгельма в трусости, проявленной в ноябре 1918 года.
Еще одним англичанином, который был принят и обласкан в Доорне, стал двадцатитрехлетний Рандольф Черчилль — старший сын того самого человека, который некогда нелицеприятно отозвался о «игрушечном флоте» Вильгельма, а позднее, в грозные годы Второй мировой войны, стал премьер- министром Великобритании. Вильгельм встретился с младшим Черчиллем под Арнемом и пригласил его в свое поместье. Тот прибыл в Доорн 8 июня 1934 года и сразу же шокировал всех его обитателей своими дурными манерами. Журналистов (Рандольф принадлежал именно к этой разновидности рода человеческого) там вообще не жаловали, а он еще притащил с собой свою секретаршу и фотографа. Вильгельм, впрочем, отнесся к новому визитеру вполне доброжелательно, на прощание нагрузив его целой кипой книг для передачи своему отцу, с которым он когда-то познакомился на маневрах. Он, очевидно, пожалел, что так тепло отнесся к бесцеремонному щелкоперу, когда прочел его статью в ненавистной «Дейли мейл».
II
Имелась одна веская причина, объясняющая, почему Вильгельм проявлял крайнюю осторожность в своих высказываниях по поводу нового режима, установившегося в Германии: после визита Геринга нацистское правительство согласилось выплачивать бывшему кайзеру ежегодную субсидию. «Закон Доорна» стал соблюдаться особенно жестко. Будущий биограф Вильгельма, писавший под псевдонимом Кюренберг (подробнее о нем — позднее), приводит показательный эпизод: когда какая-то заезжая графиня заговорила о политике нацистов, Вильгельм усадил к себе на колени «генеральшу», неторопливо потянулся за карточкой с меню и произнес: «Так что у нас там на обед? Утка? Надеюсь, не из нашего пруда?» Тема, поднятая гостьей, была таким образом благополучно закрыта.
26 сентября 1933 года министр двора Доммес получил аудиенцию у секретаря Гитлера, Ганса Ламмерса, во время которой изложил тому целый ряд жалоб и претензий: по поводу высказываний Дарре насчет трусости кайзера, вывешивания свастик на его замках, участившихся обвинений по адресу Вильгельма в принадлежности его к масонам и в симпатиях к евреям. Ламмерс заявил в ответ, что речь идет о «заслуживающих сожаления инцидентах», которым, впрочем, не стоит придавать большого значения. Доммес осведомился, не найдется ли какого-либо применения на государственной службе для сыновей и внуков Вильгельма. Ответ был вежлив, но категоричен: «К сожалению, нет». Доммес выразил пожелание получить аудиенцию у самого Гитлера. Его просьба была удовлетворена: ему было сказано, что фюрер примет его 24 октября.
Доммес начал беседу с лавины комплиментов фюреру, а затем осторожно затронул проблему того, как тот думает решить вопрос о своем преемнике. Гитлер ответил длинным монологом, который чем дальше, тем больше принимал форму обычной антиеврейской проповеди. Как докладывал позднее эмиссар Вильгельма своему шефу, «у меня создалось впечатление, что Гитлер косвенным образом обвиняет Ваше Величество в потворстве евреям; я прервал его и зачитал ему слова, которые Ваше Величество изволили произнести после обеда с адмиралом Холльманом в 1911 году, а именно: „Долг суверена — использовать все наличные силы нации. Если мы закрываем евреям доступ в армию и на государственную службу, мы тем более должны дать им возможность использовать свой интеллект и свое богатство там, где это может пойти на пользу народу, — в науке, искусстве, благотворительности“». На Гитлера, судя по всему, эта цитата не произвела ни малейшего впечатления, и он продолжил свои инвективы по адресу евреев. Выговорившись, он дал понять, что аудиенция окончена.
Доммес решил предпринять еще одну попытку. Поводом послужило очередное высказывание Вальтера Дарре. На сей раз этот питомец Уимблдона бросил Вильгельму обвинение в том, что он предал интересы немецкого крестьянства. Доммес поначалу даже заговорил о дуэли, правда, в довольно своеобразном контексте. «Как старый солдат я сожалею, что не могу поднять шпагу в защиту оскорбленной чести моего господина». Все кончилось новой встречей с фюрером, которая состоялась 27 апреля 1934 года. Гитлер, судя по всему, заранее подготовил свою аргументацию. Он начал с того, что не он совершил Ноябрьскую революцию и его отношение к ней хорошо известно; однако революция сделала одно хорошее дело — избавила Германию от владетельных князей. Они всегда с презрением относились к нему самому и к возглавляемому им движению. Что касается современного момента, то «у него своя миссия, которую он должен исполнить, и он не желает, чтобы ему кто-либо создавал помехи; это относится и к бывшим германским монархам. Он не имеет ничего против кайзера; тот, конечно, наделал ошибок, но кто не ошибается?» Гитлер закончил недвусмысленным тезисом. «Если Германии когда-нибудь в будущем суждено снова стать монархией, то она должна будет вырасти из национальных корней, должна будет родиться в недрах партии, поскольку партия и воплощает собой нацию».
Вильгельм сделал естественный вывод, что надеяться ему больше не на что, пока Гитлер остается у
