миссионер.
— О да, конечно! — Роузен достал пачку сигар и протянул ее Емрытагину.
Однако старик отрицательно качнул головой, отступил назад. Роузену стало смешно:
— Нет, вы полюбуйтесь!
Он снова попытался навязать свой подарок — теперь уже другим, но все отступали и сигар не брали…
Вдоволь насмеявшись, американец убрал сигары и снова посмотрел на часы.
— Я больше не имею права задерживаться. Мы рискуем провалить дело там, — он указал изогнутым на конце стеком на азиатский берег, — ведь главное именно там!
Он спешил в бухту Строгую, где должен был встретиться с бароном Клейстом, выгрузить ему оружие.
— Мистер Роузен торопится. Он хотел бы знать, когда вы покинете остров, — обратился пастор к эскимосам.
Тагьек взглянул на жену. Она настороженно наблюдала за ним. Тагьек знал, что Майвик не хочет возвращаться за пролив, где провели они несколько лет. Он теперь поставлен в весьма затруднительное положение: если не переселяться сейчас — значит его больше никогда туда не пустят и ему придется забросить выгодное дело и снова стать охотником.
— А если я переселюсь, меня будут пускать сюда? — вдруг спросил Тагьек.
— Конечно, — воскликнул обрадованный Роузен.
— Хорошо, — не глядя на жену, принял решение Тагьек.
— Вери-вел! — и посланец Штатов, не имея при себе винчестера, протянул ему десять долларов.
Тот взял их как должное. Он знал цену этим бумажкам. Но не успел еще Тагьек спрятать полученные деньги, как Майвик подняла невероятный шум.
— Что кричит эта дикарка? — брови Роузена удивленно поднялись.
Пастор объяснил. Роузен засмеялся:
— Глупости! Ерунда! Теперь они, как бараны, потянутся за ним. Я же знаю этих дикарей!
Решение Тагьека произвело на островитян известное впечатление. Толпа зашумела. Как-никак столько лет прожито вместе. Делали ему заказы, получали продукты. А теперь, кому теперь нужны будут их изделия? Однако дальше шума и размышлений вслух дело не шло, и наблюдательный миссионер заметил, что люди вопросительно поглядывают на сутулого эскимоса, на которого он обратил внимание еще в начале беседы. Что-то суровое, властное было в его чертах. Не случайно же он понял ругательство Эдгара и перевел его односельчанам!
Служитель церкви поделился своими соображениями с патроном:
— Нужно поколебать его. Мне думается, что за ним пойдут остальные.
— Которого? Где он? — вглядываясь в толпу, спросил директор акционерного общества. — Крайнего справа?
— Нет, нет. Смотрите: он выше остальных, на висках седина, сутул, у него прямой нос и волевое лицо. Слева… слева седьмой.
— О, этот? — янки бесцеремонно указал на него пальцем. — Подзовите его ко мне.
— Сын мой! Мистер Роузен хочет с тобой поговорить, подойди к нам.
Тымкар понял, что зовут его, но не двинулся с места. Тогда американцы подошли к нему сами:
— Как зовут тебя, суровый человек?
Эскимосы тревожно расступились.
— Тымкар из Уэнома, — не очень дружелюбно отозвался он.
— Из Уэнома? — изумился миссионер. — Значит, ты чукча?
Тымкар утвердительно кивнул головой.
— Его имя Тымкар. Правда, оригинальное имя? Оно соответствует его мрачной внешности. И к тому же, оказывается, он чукча!
— Это любопытно, — живо отозвался янки. — Меня зовут Эдгар Роузен, — представился «дикарю» американец.
Тымкар молчал.
Вокруг было тихо. Только из дальней землянки доносилась ругань Майвик: женщина сразу же ушла, как только услышала о решении мужа.
— Да, так вот, Тымкар, мы предлагаем вам переселиться.
Чукча вопросительно взглянул на старца.
— Мистер Роузен по поручению… — пастор запнулся, — обещает вам помочь хорошо устроиться на новом месте, — и тут же он что-то негромко сказал Роузену.
— Да, да, — тот вытащил из бумажника десять долларов.
Тымкар не протянул руки, как это сделал Тагьек. И хотя он ничего не сказал, Эдгар Роузен спросил:
— Что он говорит?
— Он молчит, мистер Роузен…
— Какое свинство! — вспылил американец. — Деловой, порядочный человек должен с протянутой рукой стоять перед нищим негодяем, уговаривать его взять деньги! Их нужно учить полицейской дубинкой, а не уговаривать… Бить, да, бить! Это лучший метод разговора с дикарями. Бить, как индейцев, — с оружием, с пушками… — он покосился на фрегат.
Едва ли многое из этой тирады понял Тымкар. Но слово «бить», подкрепленное злым взглядом, он понял…
— Каттам меркычкин![24] — глухим голосом выдавил он чукотское ругательство и, повернувшись, зашагал к своей землянке.
Вокруг стало еще тише. Сипкалюк, широко открыв глаза, испуганно смотрела вслед мужу.
— Что это значит? — на лбу Роузена опять выступила испарина.
Миссионер не знал чукотского языка.
Между тем Тымкар подошел к своей землянке и остервенело принялся ее разрушать, сбрасывая с кровли куски дерна. Пыль поднялась вокруг его жилища.
— Как видно, он решил переселиться, мистер Роузен.
— Отлично! Тогда я уверен в успехе. Но почему он не взял деньги?
Растерянные эскимосы искоса поглядывали на корабль. Они поняли ругательство Тымкара и вспомнили, как поступил почти при таких же обстоятельствах чернобородый янки, с которым они отказались торговать.
— Ну, в путь! Переведите им, что на обратном пути мы проверим, и, если они еще окажутся здесь, мы погрузим их в трюм фрегата вместе с их кожаными кораблями, собаками и прочей дрянью.
Через несколько минут фрегат выбрал якорь и взял курс к мысу Дежнева.
Эскимосы наблюдали, как Тымкар разваливал свое жилище.
— Тыкос! — крикнул он сыну. — Собери собак. Мы станем жить в Уэноме.
«Вот так здорово! Так он уплывает подальше от Аляски? А как же мы?»
Сипкалюк, обрадованная, что не плыть ей в ненавистный Ном, бросилась к мужу, но тот отстранил ее.
— Тыкос, готовь байдару!
Девушка в зеленой камлейке побледнела: Тыкос, с которым еще утром они бегали по острову, уплывает…
Среди эскимосов заметна была полная растерянность: все уходят… Тымкар, Тагьек…
Подошел старый Емрытагин.
— У тебя в голове верные думы, — оказал он громко Тымкару. — Иди туда. Там твоя родина, — на глазах старика показались слезы. Любил он Тымкара: столько лет вместе прожили! Вместе трудились, голодали, мерзли. — Ты иди. А мы останемся. Здесь родились, здесь должны и жить. А когда увидим корабль американов, погрузимся в байдары и уйдем во льды. Посмотрят они, подумают — послушали их… Тогда вернемся в свои жилища. Так думаю я.
Решение мудрого Емрытагина ободрило эскимосов. В конце концов Тымкар — чукча, Тагьек — не
