невменяемую, до дома. Причем из последующих простодушных ответов Насти она уяснила, что та очень боялась – Мария живет далеко.
«Но ведь она не бросила меня? Нет. За что же я сейчас так…»
«Ненавижу». Слово обжигало и казалось сущей ложью, клеветой на саму себя, на всю жизнь, прожитую по правилам, заученным с детства. «Завидую?» Мария стиснула виски и снова набрала номер Насти:
– Прости. Связь…
– Бывает, – простодушно ответила та. – Нет, если есть какие-то проблемы, не волнуйся, я и сама разберусь. Просто неловко так жить. Я не привыкла, да и профессия есть, а родители у Антоши уже не молоденькие… Я даже килограмма картошки не купила. Если бы еще я одна тут была, но собака…
– Собака? – Мария вдруг вспомнила. – Правильно, та самая, из кафе? Котик?
– Владик. Но, знаешь, он забыл это имя. И вообще почему-то в последнее время стал таким тихим, – голос Насти слегка просел, как снег под мартовским солнцем. – Я боюсь, что он болен или просто стар, но как отвести к ветеринару? Тоже нужны деньги, а у меня…
– Я поговорю с мужем, – твердо ответила Мария. – Вечером перезвоню. Ничего, если поздно?
Та засмеялась:
– Никакой разницы. Вы все еще ходите по ресторанам?
– Он – да.
– А ты?
– Нет.
– Значит, вы все еще не договорились? – расстроилась девушка. – Но это ничего.
– Спасибо на добром слове, – Мария наблюдала, как по косяку пытается взобраться слабая, с переломанными крыльями муха. Нынче утром она заметила ее на кухне и пришибла. Муха выжила. И теперь отравляла ей жизнь, ворочаясь и жужжа на полу, как неотвязная, противная мысль о том, что ей никак не удается переделать человека, которого она выбрала. Это было отвратительно, как будто она купила туфли, дорогие, красивые, но тесные, в надежде, что сумеет их растянуть с помощью распорок и пластырей на стертых ногах, но с каждым днем все больше убеждалась, что туфли даже не собираются сдаваться, просто-напросто не подходят ей по размеру, и все, что она может от них получить, это кровь, боль, нервный сон, и еще – красивый внешний вид. Да еще гарантийный талон, оформленный в виде свидетельства о браке. Хорошую мину при плохой игре.
– Знаешь, ты напрасно пытаешься заставить его продать дачу, – неожиданно сказала Настя. Она высказала ту самую мысль, которая уже давно мучила ее собеседницу. – Другой выход лучше.
– Который? – вымученно-весело ответила та. – Развод?
– Что ты! Кредит. Он же говорил тебе. Ведь семья – это семья, и все делится пополам…
– Брось.
– Слушай! – разгорячилась девушка. – Проблемы тоже делятся! И если мужчина видит, что на него давят, он не сдается. Назло. Ты…
– Сколько тебе лет? – облила ее ледяной водой Мария. Посчитались годами, и выяснилось, что в матери ей Мария никак не годится. В лучшем случае – в старшие сестры.
– Но опыт у меня есть, – смутилась Настя. – Замуж я не рвалась, но успела понять, или вы вместе, или врозь. Нужно жертвовать собой.
«Да что понимает эта девчонка? – Мария все еще сердилась, но не так остро. – Или… Понимает больше, чем я думаю? Жертвовать?»
– Ты не жми на него. Не торопись. Если вам у вас так тесно, вы можете снять другую квартиру.
– И тратить деньги?!
– Пусть он задумается об этом, – горячо возразила Настя. – А ты – пальцем не шевели. И не упрекай его за рестораны. Вообще, пусть живет, как жил раньше, а то, знаешь… Так он может вообще тебя возненавидеть. Как собака намордник. Потом привыкнет – и делай с ним, что хочешь.
Собственно говоря, девушка вовсе не делилась с Марией личным опытом, она лишь повторяла нотации, когда-то слышанные от той самой подружки, которая советовала ей каждому потенциальному жениху сообщать, что он – второй. Сама она никогда не сумела бы следовать этим рекомендациям: Настя не решалась воспринимать мужчину, да еще любимого, как механизм, снабженный инструкцией, и всегда шла от себя, по системе Станиславского. «Верю – не верю», это был единственный закон, которым она пользовалась, причем всего чаще – верила.
Мария была потрясена:
– Ну, ты даешь! Я и не думала, что…
– Я такая умная? – Настя засмеялась. – Горе от ума, наверное. Вообще, по моему мнению, лучше всего сделать так – на время вообще забыть о той квартире. Пусть там живет этот несчастный паралитик…
– Он не паралитик.
– Ну, пенсионер. Жестоко, вообще, выгонять его на улицу. Еще нужно узнать, есть ли ему где приткнуться.
Мария не мучилась угрызениями совести, но эти слова ее все-таки задели. В самом деле, не перегнула ли она палку, требуя немедленного ремонта в квартире, продажи дачи, которая была по воспоминаниям дорога мужу, выселения беззащитного старика? Ведь все это вкупе должно было произвести ужасное впечатление. О ней должны были подумать как о злой, жадной бабе, которой в браке важен лишь один фактор – материальное благополучие.
– Ты права, – в панике произнесла она в трубку. – Я слишком развернулась.
«В конце концов, какое мое дело? – тут Мария старательно занялась самоуничижением. – Он жил до меня столько лет, он уж не мальчик… И как-то справлялся, выглядит прекрасно, не в долгах, имеет недвижимость, какая мне даже не снилась, машину… Может позволить себе ходить по ресторанам каждый день, делать людям добро. Даром. Ведь это великолепно! А я чего завелась? Какое я имею право на это, ведь деньги-то не мои?!»
– Я поговорю с ним насчет работы, – уже совсем убито пообещала Мария. – Наверное, он что-то придумает.
– Вот здорово! Ты звони!
…Вечером супруги очень уютно поужинали – в домашней обстановке, лишь слегка приукрашенной теми приготовлениями, которые наспех совершила Мария. Она накрыла стол в комнате, зажгла давно валявшиеся в шкафу свечи, сделала несколько салатов, сбегала в магазин на углу и купила бутылку вина, на ее взгляд, ужасно дорогого. Хотя те вина, за которые Борис, не глядя, платил в ресторанах, были дороже и порою куда хуже. Он был удивлен:
– Какой-то повод? Но ты же не…
Его темные глаза вдруг расширились, взгляд замер. Мария остановилась напротив, непонимающе глядя на него, остро ощущая запах духов, слишком сильный, ведь она успела брызнуться лишь тогда, когда в дверь позвонили, и с перепугу вылила на себя слишком много.
– Я – что «не»? – переспросила она.
– Не хочешь мне ничего сообщить? – все так же недоверчиво, тревожно спросил он, не двигаясь с места и с неприязнью рассматривая накрытый стол. – Свечи, вино… Ты не беременна?
Женщина всплеснула руками:
– Вот ты о чем! Нет!
– Ох, я испугался, – простодушно выдохнул он и торопливо присел к столу. – Что тут? Здорово. Ты молодец! Вот если так будет каждый день – сами откроем ресторан. А что? Возьмешь кредит у Валерьяна, я тоже подкину деньжат, и заживем!
Борис схватил салфетку и, развернув ее, прикрыл колени.
– Кстати, Валерьян не собирается в гости? – осведомилась она.
– Пригласишь – придет.
– Не хотелось бы его звать, – женщина поставила на стол миску с дымящимся картофелем. – Насчет ресторана… Думаю, ты пошутил. А вот о другом мне хотелось бы поговорить… Помнишь Настю?
– Кого? – он застыл, поднеся ко рту вилку.
– Девушку, которую я позвала с нами в ресторан. Темненькую.
– А что случилось?
