семнадцать лет, Игорь следил за тем, чтобы мы оставались похожими. У нас одинаковые прически, одинаковые духи, одинаковая одежда, уж за голубой-то плащ мне поручилась Маша. И это невыносимо! Я хочу увидеть ее, я хочу избить ее, как Женя избил меня, я хочу не быть ни на кого похожей, никогда, никогда, никогда!»
Около восьми часов она сказала себе, что, если будет так убиваться, сойдет с ума, а уж хуже этого ничего не может быть. Лицо Лены так и стояло у нее перед глазами. «Она не вылечится никогда, – подумала Анжелика. – Что-то часто я повторяю слово «никогда». Всю жизнь я его повторяла. С тех пор, как ушел папа. Он никогда не вернется, вот что твердила мне моя мать. Проклятье!»
Она подняла с блюдца перевернутую чашку и посмотрела, какие узоры образовала на дне и стенках застывшая кофейная гуща. Там было несколько пятен с длинными хвостами, похожими на кометы, как их рисуют в учебниках по астрономии. Она вздохнула и сказала вслух: «Полная чушь!» Анжелика охотно погадала бы на картах, если бы умела, она сейчас сделала бы все, чтобы хоть как-то прояснить свое будущее, которое темнело все больше, как и небо за окнами. Она встала и прошла в большую комнату, села на пол, скрестив ноги, поставила у своих коленей телефон и позвонила матери. Та плаксивым голосом пожаловалась, что дочь ее забыла, что она никому теперь не нужна. Анжелика рявкнула:
– Ну, хватит! Слова не даешь сказать! Ты мне можешь ответить, много у нас родственников?
– Что? – растерялась та.
– Родни у нас много или нет?
– Что вдруг заинтересовалась? Тебе же всегда не было дела до твоей семьи, только о папочке думала…
– Слушай, я человеческим языком спрашиваю, – Анжелика завела глаза к потолку: – У меня много ровесников среди нашей родни?
– Детей-то? У тебя есть двоюродный брат, но он живет в Пскове… С матерью. С моей старшей сестрой, – еще более растерянно ответила мать.
– А еще кто? Девочки есть?
– Есть у тебя племянница, его дочка.
– А лет ей сколько?
– Да вроде годика три.
– Ты уверена, что это все?
– Что случилось? – всерьез забеспокоилась мать. – С чего это тебе наша родня потребовалась?
– Ни с чего. Ты можешь выяснить для меня, есть ли у нас в семье молодые девушки моего возраста?
– Да нету вроде бы.
– Мне надо не «вроде бы», а точно.
– Хорошо, попробую вспомнить, – задумалась мать и вдруг воскликнула: – Ой, у Андрея же был брат, он женился, и у него, кажется, девочка…
– Ну?
– А лет ей… – опять задумалась мать и наконец выдала: – Лет пятнадцать.
– Нет, не то.
– Да что такое, объясни!
– Не буду. Сама не знаю. Просто захотелось узнать. Как ты?
– Лаешь на меня, как собака… – снова пустилась в излияния мать. – Никогда не позвонишь, не спросишь, как здоровье, а у меня с почками что-то не то, хожу на обследования… Бессердечная ты. Разве я такой тебя воспитывала? Все Андреево воспитание. Он такой же. Никогда не позвонит… И до тебя ему дела как не было, так и нет. Если бы у тебя ребеночек от Игоря был, и то бы его не проняло. Да, новости у нас… – Мать сказала уже тише, но с каким-то истерическим торжеством в голосе: – Андрей дитя родил.
– Папа?!
– Да. Сдурел на старости лет.
Анжелика помолчала, яростно скребя ногтем ковровое покрытие, пока наконец не сломала ноготь. И только тогда резко спросила:
– Откуда узнала?
– Слухи дошли.
– А кто?
– Мальчик.
– Ну и ладно.
– Лика, ты плачешь? – встревожилась мать, и тут Анжелика действительно заревела. Не сдерживаясь больше, она бросила трубку. Скорчившись, обняв себя за локти, бессмысленно раскачиваясь взад-вперед, сидела так очень долго, зажмурившись, не пытаясь удержать слез, от которых скоро промок ворот свитерка. Тогда она рывками стянула свитер, отшвырнула его в сторону и легла на пол плашмя, и лежала так, пока не стало холодно, пока пол не показался ей очень жестким, пока она не почувствовала себя такой маленькой, жалкой и никому не нужной, что от обиды ее мокрые глаза сразу высохли. Она села, растерла ладонями голые плечи, потрогала телефонную трубку: есть ли контакт. Сначала ей захотелось с кем-нибудь поговорить, ну хотя бы с Женей. Потом ей уже не хотелось говорить ни с кем на свете. Она с трудом поднялась на ноги, стянула джинсы, накинула халат и босиком отправилась на кухню, чтобы перекусить.
За перекусыванием ее и застал звонок в дверь. Она спокойно положила на стол недоеденный бутерброд и с удивлением отметила это спокойствие. Двумя днями раньше любой неожиданный звонок в дверь приводил ее в ужас. Но этот ее не испугал. Она не боялась больше ни загадочной блондинки, ни мрачного парня с коротким прямым носом и круглыми светлыми глазами, который ее избил. Она не испугалась бы сейчас даже в том случае, если бы на пороге стояла она сама, только в другом варианте. Поэтому Анжелика неспешно встала и пошла открывать.
– Лик, можно к тебе? – Юра даже положил руку на косяк двери, словно опасаясь, что Анжелика ее захлопнет у него перед носом. – Я так ждал, когда ты вернешься.
– Я давно дома.
– Я знаю. Можно?
– Заходи, – она безразлично дернула плечом и пустила его в квартиру. Заперла дверь, сунула ноги в тапки, вернулась на кухню и снова взялась за бутерброд. Юра остановился в дверях, не решаясь пройти дальше.
– Садись, рассказывай, – Анжелика кивнула ему на свободный стул.
– Да, я за этим и пришел…
Он уселся, свесив руки между колен. Этот жест ее раздражал, и девушка, тронув гостя за колено, бесцеремонно попросила:
– Слушай, ты хоть для разнообразия иногда садись иначе! Похож на павиана.
– Мне все равно, на кого я теперь похож, – подавленно ответил тот.
– Ну, раз тебе все равно, то мне подавно. Я тебя внимательно слушаю.
Она впилась в бутерброд и скосила на гостя глаза. Юра похрустел пальцами (что тоже выводило ее из себя) и обреченно начал:
– Я Машу знаю…
– Я это тоже знаю, – перебила она. – Что с тобой? Я же и тебя знаю, представь себе. Успела уже узнать. Ты же никогда ко мне не являлся, если тебе ничего от меня не было надо. Зачем пришел теперь? Просто рассказать?
– Да.
– Не верю.
– Ну и зря. Я должен все рассказать.
– Если ты такой совестливый, иди к следователю и все ему расскажи, – посоветовала Анжелика. – А то ее засадят.
– Я как раз и не хочу, чтобы это сделали, – горячо отозвался он.
– Что тебе от меня-то надо?
– Ничего… Ничего. Я ее погубил! – Он полез в пачку сигарет, лежавших на столе, и, не спрашивая
