Спасая нас от перенапряженья, спокойно излагает астроном историю доголдонских времен и наступления оледененья. — Расчеты на космическую карувредны и алогичны чересчур:ведь алгоритмы космоса отличныот алгоритмов временных культур.Те поколенья, что достойны кары, в земле тысячелетия гниют, а космос только-только над землею заносит свой обледенелый кнут.Спокойно он показывает виды и чертит расползанье гляционов. — Шел двадцать третий век, и прагондидыуже сползли с обледенелых тронов.Блистательное царство человека в дыму войны блистало все тусклее, проекты гуманистов провалились, и снова приходилось рыть траншеи.Холодный Гольмос — сгусток звездной пыли – ночною мглой сиянье солнца скрыл, и злобный ветер песнь оледененья над миром остывающим завыл.На полюсах взбухали шапки льда, все дальше расползаясь по земле пластом километровой толщины.Шел снег земной — изящные кристаллы, как это совершалось испокон, к нему вдобавок снег из звездной тучи земные зимы слил в сплошной эон.Ледовый панцирь Арктика ковала. Под эту исполинскую лепешку шестнадцать тысяч зим, лишенных солнца,Европу уложили. Понемножку тянулись люди к югу, покидая свои технические цитадели, культуру берегли, но неуклонно в оцепененье варварства коснели.Двенадцать тысяч лет, как дикари, на свалках замершей аппаратуры, все ждали воскрешения зари, земных лесов и царствия культуры.И воротились пряжа и колеса, натурхозяйства. Люди род за родом к пейзажам ледниковым приучались, к преодоленью трудностей, к невзгодам.Холодный Гольмос двигался от солнца, но человек доголдонских веков считал тот черно-угольный покров недвижущейся траурной вуалью. Галактику укрывший вдовий плат, он каждый вечер появлялся в небе.Смещаясь, черно-угольный покров,по мере удаленья от Земликак будто уменьшался год от года,утратив сходство с траурной вуалью.И постепенно прояснялось Солнце.Прошел еще десяток тысяч лет,и траурный покров почти исчез,и небеса опять озарены,и полилось сияние с небес,и тают льды, и новым поколеньямдарованы все милости весны.