камышовых зарослях теряется.
Этот озёрный край лесистый. И охота там знатная. В тех землях-то как раз и сели гепидские рода, начиная с третьего от нас озера.
Ближе к нам живут ближние гепиды, а за ними — дальние гепиды.
Озеро, что ближе к нам, и следующее за ним, на той земле, где никто не живёт. И мы там бьём рыбу и зверя, и гепиды тоже. Без обиды и нам, и гепидам; однако же без нужды стараемся там между собой не встречаться.
Странные там места, в одиночку не пойдёшь. Отец наш Тарасмунд рассказывал, что ещё в те годы, когда был таким, как сейчас Гизульф, может быть, чуть постарше, ходил с Рагнарисом, отцом своим, на озеро и заблудился там в камышах.
Любопытство его тогда обуяло. Пока Рагнарис улов на прутья ивовые нанизывал, бродить в округе пошёл и тут же потерялся. Будто кто за руку его водил, с тропы сбивал, крики глушил, так что и не слышал его Рагнарис.
Долго по камышам блуждал и к воде, наконец, вышел. Водой вдоль берега пошёл. Думал, что к знакомому мыску идёт, на самом же деле в обратную сторону шёл. И всё казалось ему, что в спину ему кто- то смотрит, а как обернёшься — нет никого. Только камыш на ветру покачивается.
Брёл Тарасмунд в тумане, как слепец. Над этим озером часто густые туманы. Вдруг почудилось ему, будто в этом тумане какие-то великаны показались — неподвижные, присевшие в воде на толстенных ногах. Превозмогая себя, пошёл Тарасмунд к этим великанам, ибо вздумай они погнаться за ним, всё равно бы не убежал. А дедушка Рагнарис говорит, что опасность меньше, если смело ей навстречу идти, и Тарасмунд помнил об этом.
Подойдя ближе, увидел Тарасмунд, что не великаны то вовсе были, а пустая деревня. И много лет она, видать, пустовала, потому что многие сваи завалились, а те, что стояли, заросли зеленью и прогнили — по всему видно было, что недолго им ещё стоять. Крыши прогнили и провалились внутрь хижин. Перед одной из хижин на покосившемся столбе ещё висели обклёванные птицами черепа мёртвых голов, подвешенных через ушные отверстия. Черепа жутко скалились в тумане.
Но что всего больше напугало Тарасмунда — у одного из черепов из глазницы вьюн вырос.
Тут утратил самообладание Тарасмунд — и так уже больше храбрости проявил, чем от мальца ждать можно было! — закричал благим матом и бросился бежать. Бежал по воде к камышу, что-то за ноги его хватало, бежать не давало. В камыш вбежал, в камыше запутался. И кричал, кричал, что было мочи.
Вдруг схватили его руки сильные и грубые, из камыша протянувшиеся, и начали больно бить. Тарасмунд вырывался, пока хватало сил. После только понял, что это отец его, Рагнарис, нашёл его и страх свой за дитятю побоями выместил.
Тут отец наш Тарасмунд заметил, что тогда дедушка Рагнарис нравом куда круче был против теперешнего, ибо сил в нём было больше. Но брань, которую дедушка тогда изрыгал, и побои дедушкины успокоили тогда Тарасмунда, ибо из всего этого явствовало, что Рагнарис галлиурунн совершенно не боялся.
Мы с братом Гизульфом этот рассказ нашего отца Тарасмунда выслушали и долго потом друг перед другом похвалялись — как бы мы храбро на великанов ополчились, а после как бы отважно с этими черепами расправились и галлиурунн бы не устрашились, которые в пустых домах, безусловно, таились, морок наводя. Ахма-дурачок половины из всего этого не понял, но слушал, как мы похваляемся, завидовал нам и слюни пускал.
Я потом спрашивал у отца, чья это была брошенная деревня — гепидская, что ли. Отец отвечал, что раньше, ещё до нас, готов, на этих землях другой народ жил, иного языка. Видать, от того народа и осталась.
Озеро преисполнено коварства. Не раз случалось, пойдёт туда человек и сгинет бесследно.
Давно, ещё до чумы, когда только Хродомер и Рагнарис сели на этих землях, один человек пошёл на озеро рыбу ловить — богатая в этом озере рыба, а урожаев тогда хороших ещё не снимали — и пропал, не вернулся. Искали его, но не очень усердно, ибо страда была, некогда было по болотам шастать. Да и одинокий он был человек, воин, из тех, кто в селе осели вскоре после того, как Хродомер, а за ним и Рагнарис в эти края пришли. Кому тогда искать было? Отец наш Тарасмунд говорит, что в те времена людей в нашем селе было раз-два и обчёлся.
Решили тогда, что воин тот к Алариху, в бург, подался. Он уходя никому толком не объяснял, куда идёт. Может, за рыбой пошёл, а может, вообще из села вон пошёл. Не до того было, чтобы разбираться. Слишком трудно жили тогда, не то, что сейчас. Да и страда была.
И позабылся тот случай. Ходили на озеро, брали там рыбу. Выручала рыба, когда урожай не задавался.
Несколько же лет тому назад, уже на нашей с Гизульфом памяти, вот что приключилось. Вскоре после чумы это было.
Был у Гизарны один раб, родом мез, великий искусник рыбу добывать и коптить. А Гизарна страсть как любит рыбу копчёную, потому и ценил раба своего меза, а прозвание ему дал Фискскалкс, то есть Рыбораб. Гизарна великий умелец прозвища придумывать. У нас в селе никто так больше не может.
Любил Гизарна про Вальхаллу слушать. И решил как-то раз у себя дома Вальхаллу устроить. Правда, котла, чтобы пиво в нём само варилось, у Гизарны не было, зато были у него двое рабов и одна рабыня, тощая, злющая и чёрная, как головешка. Её Гизарна в бурге в кости выиграл. По-нашему еле говорила, да и то больше бранилась, не щадя никого, а менее всех — хозяина своего, ибо Гизарна молод, а она стара и ничего не боялась.
Ценил её Гизарна. Когда Гизарна её в кости выиграл, она варить пива не умела. Откуда родом была, неведомо. Тогда ещё Мидьо, бабушка наша, жива была. Гизарна к дедушке Рагнарису приходил и слёзно просил, чтобы позволил тот жене своей, Мидьо, его чёрную головешку обучить доброе пиво варить. И подарки богатые принёс.
Дедушка Рагнарис подарки взял и жене своей Мидьо повелел бабу ту научить искусству варить пиво.
Боялись дедушка Рагнарис и Гизарна, что не сумеет Мидьо объясниться с чёрной старухой. Гизарна боялся потому, что пива ему хотелось домашнего, а побираться и просить у соседей надоело. Дедушка же Рагнарис боялся, что если жена его не справится, то Гизарна подарки назад заберёт.
Но что-то в бабах такое есть, что будь хоть рабыня, хоть хозяйка дома, хоть чёрная, хоть белая, как молоко, а между собой всегда находят общий язык. Вот и Мидьо с той рабыней объяснилась, даже слов не понадобилось. И что это такое в женщинах, от чего они друг друга без слов понимают, то великая тайна, и нам, мужчинам, она непостижима.
Так дедушка Рагнарис говорит, так отец наш Тарасмунд говорит, так дядя Агигульф говорит и так брат мой Гизульф следом за ними повторяет.
Так или иначе, обучила бабушка наша Мидьо гизарнову рабыню пиво варить. И зажил Гизарна припеваючи. По осени с Теодобадом в походы ходил. Когда с добычей возвращался, а когда и голодранцем — спасибо, что жив остался. Уходя же в походы, Гизарна делянку свою соседям отдавал за малую толику урожая. Так и жил: Рыбораб рыбу ему ловил, а злющая баба пиво варила.
И вот с такими-то подручными задумал Гизарна Вальхаллу у себя в дому наладить.
Пива наварить велел, а меза Рыбораба на озеро погнал с острогой. Вот уже и пиво поспело, вот уж и гости собрались и изрядно пива того отведали, а Рыбораба с уловом нет как нет. До ночи ждали. Еле ночь пересидели, дивному напитку дань отдавая и друг другу на раба премерзкого жалуясь, казни ему придумывая.
Разъярился на раба Гизарна — как это ему, Гизарне, перечить вздумали, Вальхаллу ему порушить осмелились! И собрал воинство своё — Валамира и дядю нашего Агигульфа. Отправились чуть свет на озеро беглого раба ловить.
Священный напиток вотанов, по крови богатырей наших разлившись, удвоил силы их и сдобрил их усилия священной яростью. Так и бродили по камышам, но меза не нашли.
Решили сперва, что сбежал мез — хотя зачем ему от Гизарны бегать? Плохо ему, мезу, что ли у Гизарны жилось? Следы беглеца искали, но не нашли. Сетовали, что собак с собой не взяли. Гизарна на меза
