И что мы с ним не дурью маялись, когда на Лиутпранда напали, а нарочно проверяли, достаточно ли он свиреп, чтобы семя своё в лоно нашей сестры заронить.
И в глупом хихиканье Галесвинты особая мудрость есть, нашей дуре-сестре невнятная за скудоумием её, ибо от того глупого хихиканья славная прибавка к нашему роду может выйти.
Так рассуждал Гизульф, а я ему вторил.
Мы с ним говорили об этом другой нашей сестре, Сванхильде, Галесвинту ей в пример поставив. Сванхильда же хохотала и отмахивалась обеими руками.
В великой битве за гусли дядя Агигульф верх одержал над другом своим Валамиром. Так дядя Агигульф говорил после, а Валамир возразить ему не мог, потому что дядя Агигульф там, в реке, обильно накормил его тиной и водорослями. Стало быть, дядя Агигульф и победитель.
Возрадовавшись от этой победы свыше всякой меры, стал дядя Агигульф нового противника искать для единоборства. И приметил он, что Арегунда-вандалка скучно сидит. Женщины с ней своих женских разговоров не заводили; мужчины же к ней не подходили, ибо в памяти каждого свежи были побои, коими наградила их вандалка, когда они к ней в гости ходили — богатырствовать.
И такую речь обратил дядя Агигульф к Арегунде-вандалке, девой В-вотана — в-валькирией — её именуя, на ногах слегка покачиваясь и длинными мокрыми волосами встряхивая:
— Не лепо ли тебе, о дщерь Вотана, в единоборстве честном сойтись с богов любимцем Агигульфом, сыном Рагнариса, в боях прославленным?
Арегунда-вандалка в своём одиночестве так набралась пива тёмного, что лишь посмотрела на дядю Агигульфа мутным взором. Однако ж чести своей не уронила и вскричала страшным голосом:
— Вотан!
И дядя Агигульф засмеялся и тоже радостно заревел, вандалке вторя:
— Вотан!
Решили они между собой на мечах биться и непременно кровь пролить, но поединка не получилось, ибо Арегунда встать не смогла.
Дядя Агигульф её на руки взял и к реке понёс любовно, дабы освежилась; но по дороге споткнулся и уронил. Освирепела вандалка и бранить дядю Агигульфа принялась.
Дядя Агигульф её кулаком огреть хотел, но промахнулся и по камню попал. Вандалка же его кулаками разом по обоим ушам съездила, и обмяк дядя Агигульф.
Выбраться же из-под бесчувственного дяди Агигульфа у вандалки сил не хватило. И задремала она под дядей Агигульфом.
Так и нашёл их Валамир. Будить не стал, вместо того удалился бесшумно и призвал к тому месту Гизарну, Аргаспа, Теодагаста, отца нашего Тарасмунда, Ульфа, годью Винитара, которого нарочно пробудил, и Ода-пастуха. И ещё Визимара-вандала — пусть полюбуется. Смогли же пойти с Валамиром Гизарна, Визимар, Ульф да я, хотя меня никто не звал.
Тут Гизарна с Валамиром и Ульфом хохотать стали, а Визимар насупился. Дядя Агигульф от смеха этого проснулся и с вандалки нехотя слез, потому что вандалка хоть и была костлявая, но всё же не такая жёсткая, как земля.
Поворочался дядя Агигульф, заплетающимся языком вызвал Ульфа на поединок, непременно до крови, и снова заснул сном младенческим.
Арегунда же вандалка так и не проснулась.
Визимар с Валамиром толкаться стали и Визимар Валамиру в лоб дал кулаком, а Валамир — Визимару.
Но в это время от села несколько рабов пришли и ещё пива принесли. Они драться бросили и пошли ещё пиво пить. Ульф строго спросил рабов, все ли спокойно в селе. Снага-раб сказал, что чужаков нет. Тогда Ульф разом полкувшина осушил и, рыгнув, дозволил всем пить.
И Валамир перепил Визимара, а Ульф перепил Валамира… А после всех перепил Снага-раб, но того уже не заметили.
…Бой стенка на стенку…
…Отец наш Тарасмунд с Ульфом боролись и одолел Тарасмунд Ульфа…
…Лиутпранд в костёр упал…
…Годья Винитар проснулся, словил Валамира (тот слаб был и отбиться не сумел) и о Боге Едином толковать ему начал, отчего произошло между годьей Винитаром и Валамиром столкновение, и Винитар Валамиру кровь носом пустил…
…Тарасмунд бился…
…Дядя Агигульф от забытья очнулся и, на курган лицом пав, рыдал прежалостно и дедушку Рагнариса протяжным голосом звал…
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. УЛЬФ
ЖЕЛЕЗНЫЙ КРЕСТ
Наутро после стравы, когда мы с Гизульфом от хмельного сна очнулись, все вокруг нас было новым. И сами мы были новыми, как будто только что народились.
Мы пошли к реке умыть лица. Река была на том же самом месте, что и до смерти дедушки. И курган аларихов на прежнем месте был.
У реки мы услышали голоса — там, где мы Арегунду нашли в тот день, когда дедушка из бурга вернулся. Мы за кустами притаились, как нас дядя Агигульф учил. Подкрались незаметно и стали слушать.
Мы таились больше для развития в себе воинского навыка, нежели из желания подслушать. Но потом пришлось таиться уже по-настоящему, ибо у реки разговаривали Ульф с Арегундой. И если бы Ульф увидел, что мы подслушиваем, он бы нас без лишних слов прибил.
Ульф Арегунде дивные вещи говорил. Говорил Ульф о том, что вчера село никто не берег. Ни один воин в разъезд не отправился. Да если бы и отправился — что толку, коли все село перепилось, хоть голыми руками бери? Он, Ульф, может быть, и пошёл бы в разъезд, да как отца не проводить.
И сознался Ульф Арегунде, что страшно ему вчера было. Всё время спиной вздрагивал, чудились копья и стрелы вражеские.
А Арегунда молчала.
Как деда с Ахмой не стало, изменилось все в доме. Без деда все из рук валилось.
После стравы несколько дней дождь лил, небо лишь к ночи очищалось, утром снова заволакивало. Восходы же и закаты кровавыми были.
У нас в доме тихо стало. Ильдихо браниться перестала, шмыгала, втянув голову в плечи, лишь бы не заметили её лишний раз. Зато Гизела, наша мать, власть стала забирать и даже выросла как будто. Отец с Ульфом о чём-то подолгу во дворе беседы вели.
Дядя Агигульф на лавке по большей части лежал в бессилии, как тогда, когда огневица с трясовицею его разбили, и над собой глядел.
Мы с Гизульфом болтались неприкаянные. О нас редко вспоминали. Валамир без Агигульфа скучал и потому с Гизульфом неожиданно дружбу свёл. Гизульф теперь часто у Валамира ночевать оставался.
Лиутпранд целыми днями по округе ездил — дозор нёс. Его об этом никто не просил, а Ульф сказал: «Пусть, мол, не помешает».
Когда Лиутпранд у нас дома бывал, то с Галесвинтой миловался. Уже не было ни для кого тайной, что Лиутпранд сватовство замышляет и только времени подходящего ждёт.
Арегунду-вандалку мы почти не видели. Когда в село из кузницы приходила, о чём-то с глупой и вертлявой Сванхильдой, сестрой нашей, шушукалась. Нам это дивным казалось. Сванхильда ещё глупее Галесвинты, по-моему.
Ульф свой дом подновлять начал. Гизульф мне сказал, что Ульф, вроде, собирается отдать этот дом Лиутпранду с Галесвинтой; сам же теперь в большом доме, с нами, жить будет. Только нехотя Ульф работал, будто не верил, что в этом доме кому-нибудь долго жить доведётся. Все беды ждал.
А беда всё не шла и не шла.
