Два полицейских вошли в кафетерий, где сидел я. Я почувствовал повышение давления в крови. Заметил кто-то меня и сообщил куда следует? Они пришли сюда, чтобы задержать меня? Я уже чувствовал запах дезинфекционного средства, используемого в израильских тюрьмах, я знал это, так как в качестве тренинга определенное время провел в камере. И еще раз на военной службе, когда меня застукали без головного убора, и я 10 дней просидел на гауптвахте. Я уже слышал звон ключей и грохот запирающихся стальных дверей. Оба полицейских заказали по кофе. Эфраим тоже насторожился, следя за ними взглядом. Я знал, что он нервничает и охотно увидел бы меня уже за пределами страны.
Первое сообщение о начале посадки я пропустил мимо ушей, но после второго я быстро встал в очередь по направлению к выходу.
Через 20 минут мы были на борту и выруливали на старт. Я закрыл глаза. Я не хотел смотреть на взлетную полосу и, видя любую машину, думать, что она приехала сюда из-за меня, чтобы задержать самолет. Человек, сидящий рядом со мной, казалось, напротив полностью захвачен видом из иллюминатора. Пассажир справа от меня читал статью в газете о швейцарцах, которые отвергли на референдуме предложение правительства о вступлении в ООН. Никто мной не интересовался, и так это и должно было оставаться. В общем-то, я люблю поболтать, но в самолетах, поездах и автобусах я люблю чувствовать себя в одиночестве.
Когда я, за головой моего соседа, увидел небо в иллюминаторе, мне показалось, что вижу рай. Я был свободен, вне сферы их досягаемости.
Глава 8
Понедельник, 31 марта 1986 года. Гатвик, Англия
Уже прошли сутки, а от Эфраима не было никаких известий. Его требование не звонить к себе домой, пока я не переговорю с ним, осложняло мне жизнь.
Со времени звонка из аэропорта «Бен-Гурион» я не разговаривал с Беллой. Видимо, она совсем извелась за это время, переживая за меня. Эфраим подозревал, что мой телефон дома прослушивается (и в этом не было сомнений), и тогда они бы узнали, что я на пути в Штаты сделал долговременную остановку в Англии. Если что-то сорвется, то факт, что Эфраим тоже улетел в Англию, мог бы доставить ему неприятности.
Я сидел перед телевизором, чтобы убить время, но я совсем не мог сконцентрироваться. Утром, в 10.30, я решил поехать в город, чтобы отвлечься. Я должен был расслабиться, погулять, что-то съесть. Если за это время придет Эфраим, пусть он тоже подождет.
На поезде я поехал в город. Через 35 минут я был на Вокзале Виктории, оттуда на метро я направился к Пикадилли, на остановке «Грин Парк» я должен был пересесть на другую линию. Бесцельно я прогулялся по улицам и снова вернулся к метро, съел пару гамбургеров в «Вимпи», британском варианте «Макдональдс» и поехал назад в отель.
В лифте я почувствовал сладковатый запах табака с вишневым ароматом. Чем ближе я подходил к моей комнате в конце зеленого коридора, тем сильнее был этот запах. Только запах краски от свежевыкрашенных стен был интенсивнее.
Я стал у двери и прислушался: точно, Эфраим и генерал. Но узнал я их скорее по запаху табака, чем по голосам. Я открыл дверь, они удивленно уставились на меня.
– Почему вы так обескуражены, увидев меня? – спросил я. – Кого же вы ожидали здесь увидеть?
– Я просил тебя ждать меня в гостинице, – сказал резким голосом Эфраим.
– Я не работаю на тебя, друг. Я здесь, чтобы оказать тебе услугу.
– Я спас тебе жизнь, ты еще помнишь об этом? Или я должен напомнить тебе о Ливане?
Это было правдой, что он вытянул меня из Израиля до того, как меня послали в Ливан на верную смерть. И, несомненно, он еще не раз напомнит мне об этом.
Я бросил пальто на кровать и сел на ее край.
– Ты только вытащил меня оттуда, куда ты сам меня затащил и, видимо, только для того, чтобы втянуть меня в какое-то другое темное дело. Я усмехнулся. – Во-первых, я тут для того, чтобы выслушать вас, а только потом я решу, на кого мне работать. Я предлагаю, короче: выкладывай, что ты хочешь. Если нет, то исчезни.
– Посмотри-ка, Виктор, ты.., – начал было Эфраим. Генерал положил ему руку на плечо. – Этот парень прав, почему мы должны играться с ним? Мы знаем, что мы хотим и почему мы это хотим. У тебя есть работа для него, так скажи это ему, введи в курс дела.
Я слышал, как в генерале говорила традиция израильских военных: информированный солдат – хороший солдат.
– Послушай своего друга, – сказал я. – Он прав. Если нет, то я скоро исчезну отсюда и уеду в США.
Эфраим осмотрел меня в течение минуты. Потом он откинулся назад и взглянул на генерала, который снова зажигал трубку. – Тогда начнем с самого начала...
– Подожди минутку, – сказал генерал и достал из кожаного портфеля, лежавшего у его ног, большой термос. – Принеси стаканы из ванной, мне нужно выпить кофе.
– Я тоже выпил бы, – сказал я и быстро принес стаканы, которые быстро наполнились кофе из термоса.
– Я слушаю, – сказал я, устроившись на кровати.
– Это все началось в 1982 году. Ты тогда еще служил во флоте. Ты, видимо, знаешь, что мы все тогда готовились к войне в Ливане. Эта военная операция тогда еще называлась «Ливанский кедр» и мы в Моссад поддерживали тесные связи с партией фалангистов Башира Жмайеля. Ревот был нашим агентом, который непосредственно занимался Жмайелем. Он все устроил так, что израильтяне ввязались в войну. Он и другие из правого крыла Моссад называли ливанскую войну лучшей войной, которую мы когда-либо получали. В Израиле они видели полицейского всего Ближнего Востока. Премьер-министру Менахему Бегину нравилось выступать в роли спасителя христиан от «диких мусульман», что хорошо вписывалось в его правую колониальную идеологию. Ариэль Шарон, министр обороны, тоже был всецело за это.
Он остановился, прихлебнул горячий кофе. Затем затянулся сигаретой и продолжил рассказ, выпуская дым. – Ицхак Хофи, тогдашний шеф Моссад, был против этого, так как считал, что христианские фалангисты в Ливане не являются надежными союзниками. Военная разведка АМАН была с ним одного мнения. Но Хофи, который к тому времени уже почти 8 лет работал в бюро, должен был скоро уйти в отставку. Многие люди в Моссад тогда надеялись, что новый шеф будет «свой», «инсайдер». Как ты знаешь, до того на должность шефа Моссад всегда назначали кого-то со стороны.
Я знал, что это был единственный путь осуществления контроля над Моссад со стороны внешнего мира. Новый шеф «со стороны», т.е. из военных, предполагал возможность чистки моссадовского дома.
– Многие надеялись, что шефом станет бывший офицер Моссад, кто-то вроде Давида Кимхе, который тогда был министром иностранных дел, а до того – руководителем отдела Моссад, пока не поссорился с Хофи. Кроме того, был еще Рафаэль Эйтан, которым восхищался Бегин, но о котором он же думал, что тот стоит слишком близко к Ариэлю Шарону. Бегин боялся, что Шарон сосредоточит у себя слишком много власти, если его друг возглавит Моссад. Бегин решил последовать традиции и дать эту должность человеку со стороны. Эфраим передохнул. Когда он продолжил, голос его звучал по-другому, резко, беспокойно, с яростью.
– Незадолго до начала войны, когда Хофи уже наполовину был отправлен в отставку с поста руководителя Моссад, правому крылу в бюро удалось путем кадровых перестановок поставить на ключевые позиции своих людей.
Нам всем в Моссад уже до чертиков надоело, что каждый раз с приходом нового босса, все наши планы на будущее летят вверх тормашками. Но правая клика в Моссад уже не собиралась отдавать ту власть, что была у нее в руках. Это был своего рода государственный переворот, но с тем отличием, что вовсе не было государства, которое можно было бы перенять.
Генерал Йекутиель Адам или, как его называли друзья, Кути, был назначен на пост руководителя Моссад и должен был вступить в эту должность где-то в конце июня 1982 года. Война в Ливане началась 6
