любом случае, никого, кому я мог бы доверять.
– Что я должен делать?
– Мы с нашей стороны должны сделать, все что сможем. Но ничего не может стать известным общественности. Я хочу, чтобы ты это опубликовал. Если они узнают, что американцам это известно, тогда есть шанс, что они не станут это делать.
Я знал, что он сказал правду. Если я направлю на это общественное внимание и смогу опубликовать план, то это больше поспособствует остановке акции, чем все, что смогут сделать все разведки вместе взятые. Фокус состоял лишь в том, чтобы это опубликовать, не выглядев при этом сумасшедшим с очередной теорией заговора, которые всем уже надоели. Я должен был сделать так, чтобы это прозвучало в относительно маленьком кругу, и надеяться, что эти сведения просочатся наружу. Если это не получится, то мне нужно будет связаться с различными репортерами и сообщить им точные факты.
Мне как раз представилась подходящая возможность, когда я был в качестве докладчика приглашен от ближневосточного дискуссионного кружка на обед в здание парламента Канады в Оттаве. Это был свободный мозговой центр, поддерживаемый Национальным советом по канадско-арабским отношениям, председателем которого был бывший парламентарий-либерал Йэн Уотсон. Цель этой группы состоит в том, чтобы информировать парламентариев и дипломатический корпус о тех вещах, к которым не имеют свободного доступа средства массовой информации, и способствовать диалогу с Ближним Востоком.
На обеде присутствовали около двадцати членов мозгового центра и пара парламентариев. Я кратко рассказал им о целях Моссад и об опасности, исходящей от него каждой мирной инициативе в регионе. Я сказал еще, что, по моему мнению, дела обстоят так, что единственный шанс для мира на Ближнем Востоке состоит в прекращении американской финансовой помощи Израилю. Я подчеркнул, что львиная доля этой помощи направляется в Западную Иорданию и в поселения, которые, очевидно, являются самым главным камнем преткновения для любой мирной инициативы. Потом я попросил задавать мне вопросы.
Меня спросили, что будет делать Моссад, чтобы подорвать нынешний мирный процесс. Я сказал, что, согласно источникам, которыми я располагаю, и на основе моего личного опыта в Моссад, для меня не будет сюрпризом, если как раз сейчас готовится заговор с целью убить президента Соединенных Штатов и переложить ответственность за это преступление на экстремистскую палестинскую группировку.
Как мне позднее стало известно, один из участников встречи позвонил бывшему конгрессмену из штата Калифорния по имени Пит Макклоски. Он передал ему основные пункты высказанного мной мнения, а так, как этот человек был старым и близким другом президента, то он чувствовал себя обязанным предпринять какие-либо действия.
15 октября Макклоски позвонил мне. Он объяснил, что узнал от своего друга о моем выступлении и хотел узнать, существует ли, по моему мнению, реальная угроза или я сказал это просто так. Я ответил, что, как мне кажется, угроза президенту очень серьезна. Я сказал также, что оповещение об этой угрозе, наверное, будет достаточным, чтобы устранить ее, потому что в противном случае ее осуществление станет очень рискованным.
Он сказал, что приедет через пару дней в Оттаву и спросил меня, готов ли я с ним встретиться. Я не видел для этого никаких препятствий, и мы договорились на 19 октября.
Я встретил Пита в отеле «Вестин» и мы спустились в маленькое кафе, где просидели несколько часов. Этот человек задавал мне вопросы, касающиеся всех возможных аспектов. Мне было ясно, что он ищет точные сведения, чтобы позднее смочь доказать, что реальная угроза существует. Я, конечно, не мог сказать ему, что я получил информацию из первых рук, но я дал ему понять, что я не совсем оторван от Моссад. Это само по себе было рискованно. Я сделал это в первый раз. Но я думал, что для этого были очень веские причины и я должен был это сделать.
В следующее воскресенье, 20 октября, Макклоски был в Вашингтоне, где принимал участие во встрече комиссии по национальным и коммунальным услугам. Он жил в отеле «Феникс Парк», откуда он позвонил в службу безопасности Белого Дома. Его направили к специальному агенту Секретной службы Аллану Диллону по адресу 1050, Коннектикут Авеню, Северо-запад, Вашингтон, Федеральный округ Колумбия.
Пит послал Диллону по факсу копию памятной записки, которую он написал после встречи со мной. В тот же день он встретился с Доном Пенни, бывшим адъютантом в Белом Доме во времена президента Форда, который рассказал Питу историю обо мне. Меня совсем не удивило, когда Пит сообщил мне, что он услышал от Пенни обо мне: он, мол, слышал от сенатора Сэма Нанна и из других источников в ЦРУ, что я предатель Израиля и совершенно ненадежный человек. И если он пойдет у меня на поводу, то сам себя потащит под обстрел. Пит спрашивал потом сенатора обо мне, но Нанн не смог припомнить ни одного разговора, где упоминал бы меня. В это же время Роуланд Эванс, известный в Вашингтоне газетный автор, сообщил, что он много месяцев назад спрашивал обо мне сотрудников ЦРУ, и те сказали ему, что я «настоящий».
Я объяснил Питу, что Дон Пенни, вероятно, является частью грязной кампании травли против меня, которая охватила все части политической и разведывательной арены; при этом использовались люди вроде Дона Пенни, потому что он, видимо, должен был оплатить какой-то долг. Пит провел 22 октября беседу с агентом Терри Галлахером из службы охраны дипломатического корпуса американского МИД и в тот же день встретился с Алланом Диллоном из Секретной службы.
24 октября в Секретной службе захотели побеседовать со мной. Они послали через американское посольство в Оттаве официальный запрос канадской внутренней контрразведке CSIS. Американский агент пришел ко мне в сопровождении сотрудника CSIS.
Я рассказал им, что может, по моему мнению, произойти, при этом я не упоминал о том факте, что я узнал это от активного сотрудника Моссад. Но я дал им понять, что у меня есть связи, прежде всего, чтобы защищать самого себя.
Сведения просочились в прессу, и Джек Андерсон в своей постоянной колонке опубликовал всю историю. То же самое сделала Джейн Хантер в ее информационном письме, читать который стоило абсолютно всем, кто занимался Ближним Востоком и хотел быть объективно проинформирован о новейших событиях в этом регионе.
Я был глубоко убежден, что президент во время своей поездки в Мадрид уже не будет подвергаться непосредственной опасности, в то же время было бы лучше проводить ему там как можно меньше времени. Но решение об его ликвидации из-за этого не было отменено, а только отсрочено и перепланировано. Я указал американскому специальному агенту на то, что президент на борту своего самолета «Air Force One» очень уязвим, как от зенитных ракет, так и от взрывчатки, пронесенной на борт в заранее подготовленном багаже не вызывающего подозрений репортера, например, в фотооборудовании или в магнитофоне.
От Эфраима я позднее узнал, что сразу после посадки президентского самолета в Мадриде в американское посольство поступила по телефону угроза о заложенной бомбе, из-за чего часть здания была очищена от людей, пока там находился президент. Но от оставшегося плана пришлось отказаться, и три палестинца, натасканных на несостоявшееся покушение, чьи имена и описания были уже сообщены испанской полиции, так и не были выпущены из заключения в пустыне Негев. Затем их привезли в исследовательский центр в Нес-Зийоне, где и убили.
31 октября президент снова был в Вашингтоне и хотел посетить свой дом в Кеннебанкпорте, который был поврежден штормом, опустошившим все побережье. Секретной службой был подготовлен и распространен среди пассажиров «Air Force One» меморандум, в котором было написано: « Мы располагаем очень эффективной системой, чтобы помешать террористам проводить акты саботажа на борту самолета. Тем не менее, существует одно слабое место. Речь идет в данном случае о личном багаже, который заносится на борт самолета из автоколонны незадолго до вылета».
Глава 31
Израильский премьер-министр Ицхак Шамир был не в лучшем настроении, когда ему позвонили в посольство Израиля в Мадриде по особо надежной линии связи. Так рассказывал мне об этом Эфраим. На проводе был старый друг Шамира Роберт Максвелл. Он звонил из Лондона и хотел срочно встретиться с Шамиром. Он был готов приехать в Мадрид.
Оба мужчины знали друг друга очень давно. Молодой Шамир ввел еще более молодого Максвелла в
