лазареты для пленных? Вам известно, что мои солдаты под огнём вытаскивали раненых аскеров, которых вы бросили на верную гибель?
– Мне известно, что вы оказываете помощь раненому противнику, но аскер этого не знает и не узнает никогда, – сухо сказал Осман. – Аскер знает одно: с ним поступят так, как поступает он. И чтобы он не сбежал в ваши лазареты, я вынужден закрывать глаза на его жестокость. Это – закон войны, генерал.
– Это нарушение законов войны, паша. Вы не уверены в своих солдатах, а потому и повязываете их страхом за совершенные преступления. Вам не кажется, что вы заменили солдатскую честь круговой порукой бандитов?
– Мне кажется, что вы – последний генерал в истории, который ещё верит в эту самую честь.
Вошёл Струков, сообщивший, что по повелению великого князя Осман-паша должен отбыть в Плевну и что личный экипаж паши уже подан. Турецкие офицеры на руках вынесли раненого командующего и усадили в экипаж, запряжённый парой в английских шорах. Хасиб-бей устроился напротив паши, Струков верхом ехал сбоку, а сзади двигался конвой улан и турецкая свита паши.
– Генералам и в плену ни жарко ни холодно, – вздохнул старший Скобелев, когда кортеж скрылся вдали. – Тебя, поди, тоже на руках носить будут, коли в плен угодишь?
– Нет уж, ваше превосходительство, я всегда застрелиться успею, – неожиданно зло отрезал сын.
4
Через неделю ровно в двенадцать дня наступившую тишину вновь нарушил грохот канонады: русская артиллерия салютовала въезду Александра II в Плевну. В одном из лучших болгарских домов был сервирован завтрак для императора, особ царской фамилии, румынского князя Карла и некоторых приближённых. Во дворе были накрыты столы для офицеров свиты, за которыми ухаживали болгарские девушки в праздничных нарядах.
В доме едва успели поднять бокалы за здоровье императора, как за окнами раздался шум: пленный турецкий полководец шёл к дому, опираясь на Хасиб-бея. Русские и румынские офицеры встали. Осман молча пересёк двор и сразу же был введён в праздничную залу. Низко поклонившись, Осман-паша остановился у порога.
– Что вас побудило прорываться? – спросил Александр после весьма продолжительного молчания.
– Долг, Ваше Величество.
– Отдаю полную дань уважения вашей твёрдости в исполнении священного для всех долга служения своей родине, – напыщенно сказал Государь. – Знали ли вы о полном окружении Плевны?
– Я не знал подробностей, Государь; но даже если бы я знал их, я бы все равно поступил так, как поступил.
– На что же вы рассчитывали?
– Полководец всегда рассчитывает на удар там, где его не ждут, Государь. В данном случае я надеялся, что генерал Ганецкий примет мою демонстрацию за направление решающей атаки.
– В знак уважения к вашей личной храбрости я возвращаю вам вашу саблю.
– Благодарю, Ваше Величество, – паша склонился в глубоком поклоне.
В то время как происходила эта театральная церемония, Дмитрий Иванович Скобелев прискакал к сыну. Оба генерала были молчаливо обойдены приглашением к царскому завтраку; но старику стало известно, что сын утром испросил аудиенцию и был принят императором.
– Унижался? – загремел Дмитрий Иванович, едва переступив порог. – Сапоги царские лизал, а что вылизал? Вот что! – он повертел фигой перед надушённой и любовно расчёсанной бородой сына. – Тебе сам Османка руку тряс, а хрен вам вместо праздничка, хрен с редькой, ваше превосходительство!
– Хрен с редькой – тоже неплохая закуска, – улыбнулся Михаил Дмитриевич.
Он был в мундире при всех регалиях и вместе с парадно одетым Млыновым деятельно накрывал на стол. Столь же парадный Куропаткин молча поклонился разгневанному генералу.
– Празднуешь? – презрительно отметил Дмитрий Иванович. – Унижение водкой заливаешь?
– Не унижение – победу, – улыбнулся сын. – А какую, сейчас узнаешь. Готово, Млынов? Зови.
Млынов вышел. Скобелев критически обозрел стол.
– Наливай, Алексей Николаевич. Первый тост – стоя.
Куропаткин едва успел разлить шампанское, как Млынов пропустил в комнату порученца.
– Доброе утро, господа, – сказал Мокроусов, с некоторым удивлением оглядывая накрытый стол и парадных командиров. – Звали, Михаил Дмитриевич?
– Возьми бокал. – Скобелев обождал, пока разберут шампанское, расправил бакенбарды. – Сегодня утром Государь изволил произвести тебя в офицеры и повеление о сём уже подписано. За здоровье подпоручика Мокроусова! – он залпом осушил бокал, достал из кармана погоны и протянул их Федору. – Носить с честью. И чтоб завтра представился мне по всей форме.
– Благодарю, Михаил Дмитриевич… – растерянно начал было Мокроусов.
– Ну, уж нет! – вдруг сердито прервал генерал Скобелев-старший. – Кончился для тебя Михаил Дмитриевич, понятно? Отныне он тебе – ваше превосходительство. Так-то, подпоручик, и дай я тебя расцелую на счастье!..
Глава десятая
1
Осень 1877 года выпала затяжной и холодной, зима обещала сильные морозы и обильные снегопады, а русская армия была разута и раздета: по всей логике надлежало перейти к обороне, перезимовать и весною возобновить боевые действия. Внимательно следивший за ходом этой войны германский канцлер Бисмарк[52], исходя из этой логики, приказал убрать со своего рабочего стола карту Балканского театра русско-турецкой войны.
– Она не понадобится мне до весны.
Вскоре после этого личный представитель главнокомандующего Александр Петрович Струков, наконец- то произведённый в генералы, по личному поручению своего захворавшего непосредственного начальника докладывал высшему командованию русской армии общий замысел зимней кампании.
– Его Высочеством принято решение преодолеть Балканы, когда противник, да и весь мир, этого не ожидает. Колонна генерала Гурко должна наступать на Софию. Через Иметлийский перевал в скором времени пройдёт генерал Скобелев-второй для действий против группировки Весселя-паши. Для обеспечения этих ударов формируется Траянский отряд под командованием генерала Карцева с задачей прорваться через Траянский перевал.
Гурко преодолел Балканы, победив турок, снега, вьюги и морозы, и вступил в Софию к великой радости всей Болгарии. Чего это стоило его войскам, красноречиво говорит личная депеша великого князя главнокомандующего, адресованная непосредственно брату, российскому Императору Александру II: «…за время форсирования Балкан русская армия окончательно осталась не только без сапог, но и без шаровар. Умоляю Ваше Величество…»
Колонна генерала Скобелева прорвалась через Иметлийский перевал, не испытывая подобных трудностей, поскольку вся была одета в добротные белые полушубки. Обрадованный этой вестью Дмитрий Иванович тут же подписал все розданные Млыновым долговые обязательства, не забыв, правда, красочно выругать предусмотрительного, но не в меру щедрого сына.
28 декабря произошло решающее сражение возле деревень Шипка и Шейново. Войска генерала Скобелева внезапно, без артиллерийской подготовки начали атаку и, умело маневрируя, соединились с войсками генерала Святополк-Мирского. Армия Весселя-паши оказалась в полном окружении и после некоторых колебаний сложила оружие. Русские взяли двадцать две тысячи пленных с восемьюдесятью тремя орудиями. Путь в южную Болгарию был открыт.
Победа была настолько впечатляющей, что великий князь Николай Николаевич скрепя сердце приказал Михаилу Дмитриевичу лично доложить ему об этой операции. Скобелев немедленно прибыл в ставку, где
