— …зим, — сухо закончил Дантес. — Знаю, Поэт, знаю. Давно не навещал… старых друзей.
Они выбрались из толпы, отошли к колонне, перевитой траурной лентой.
— А теперь, значит, решил навестить. — Поэт глядел на старкора снизу вверх цепкими, внимательными черными глазами. — В штатском. Ну, говори, за чем пришел.
— Давай выпьем сначала.
— А твой обергруппенфюрер не пьет?
— Обергруппенфюрер пусть будет при исполнении. А мы отдохнем.
Они выпили. Валентин сказал:
— Ты, помнится, входил когда-то в экспериментальную группу этих… постмодернистов?
— Все-то тебе известно, — вздохнул Поэт. — У вас там и дело на меня есть?
— Да вроде пока не завели… Ты вот что скажи — знаешь что-нибудь об экспериментальном романе без буквы «К»?
— Положим, слышал.
— Мне нужен автор. Псевдоним, насколько я знаю, — Александрийский. Ян Александрийский.
— Вот оно как, — сказал Поэт, неторопливо отпил шампанского, облизал губы. — Сдается мне, граждане корректоры, вы где-то буквы «К» недосчитались.
— Может, и недосчитались… Поэт, ну скажи — знаешь автора? Как друга ведь прошу.
— Как друга, да, — закивал Поэт. — Которого сто лет не видел, а теперь пришел и грозишься дело завести.
— Ты с Бельским часто видишься?
Поэт аккуратно поставил бокал.
— Я с ним, Валя, вижусь нечасто. И еще раз тебе говорю: я не знал, что он задумал. Остановил бы, если б знал. Этот писатель — он у нас в кружке ненадолго задержался. Не из города был, кстати, с юга откуда-то. Гастролер, как у вас выражаются.
— Так в уголовном розыске выражаются. А у нас жаргон не рекомендован к употреблению.
— Я мало что о нем помню, только то, что он был игрок. Ты бы… в соответствующих сферах поспрашивал.
К ним приблизилась яркая и уже не очень трезвая компания.
— А ты, Поэт, идешь с нами? — на Дантеса покосились с опаской. — Идешь… за венком для бабушки?
— Нет, дорогие, спасибо, не сегодня, — уклонился Поэт. Когда компания удалилась, он перевел на Дантеса свои маленькие глазки и быстро проговорил: — Радищева, двадцать пять, венок под заказ для бабушки из Мариуполя.
— Спасибо, Поэт. Слушай, нам бы и впрямь встретиться, поговорить, а?
Но друг уже исчез за колоннами.
— Какой-то ужас, — сказал Валентин Шульцу. — Сколько их развелось — постмодернистские кружки, литературные студии, семинары для молодых авторов…
— Ну, семинары и раньше были, — рассеянно ответил Шульц.
— Семинары были раньше… это точно.
Дантес попросил Шульца забросить его в Отдел. Ему хотелось еще раз забраться в базу. Дружба дружбой… а проверить старого друга на всякий случай не помешает. Но ничего заслуживающего попадания в картотеку за Поэтом не числилось. Уже перед тем, как выключить компьютер, Дантес вбил в базу «Семинар молодых авторов» и «Александрийский».
То, что высветилось вскоре на экране, заставило его вскинуть брови от удивления.
На следующее утро Дантеса разбудил телефон.
— С добрым утром тебя, старкор, — радостно сказал шеф. — Одевайся и выезжай. Ваш стиратель нанес новый удар.
Валентин прохрипел что-то вопросительное в трубку.
— В «Пассаже» кто-то убрал «к» из вывески «закрыто».
— Пушкин кот! — Валентин засучил ногами, пытаясь выбраться из-под одеяла и сесть. — Жертвы есть?
— Вроде обошлось. Дело было ночью, сторож пошел за пивом… Одевайся и отправляйся на площадь, мы уже на месте.
Главную площадь через улицу обозревал застывший с протянутой рукой бывший вождь. Под его неусыпным взором суетились младкоры и дорожные рабочие. Городской «Пассаж» ушел под землю полностью и прочно. То ли стиратель знал свое дело, то ли очень уж хотел кого-то закопать. Валентин перелез через ограждающую ленту.
— Ерь! — только и сумел он сказать.
«Пассаж» уже не в первый раз проходил по корректорской части. То на одном из прилавков там появлялись книги, не прошедшие проверку, то начинали работать странные магазинчики с названиями вроде «Цвет диванов» или «Мясная сказка». То от народных активистов поступали заявления, что в подвале оборудуют казино…
По этим заявлениям Скворцов посылал своих младредов, и те не находили ничего достойного внимания. Но вокруг торговых помещений «Пассажа» в последнее время шла борьба: тот самый Резник, которому принадлежал «Книжный мир», потихоньку вытеснял Цитатника.
Цитатника — в миру Юрия Коваленко — в КОР знали хорошо. Когда-то подающий надежды автор, он еще в молодости вышел из Коллегии и попал под крыло к набиравшему обороты Резнику. Прозвище он получил за привычку изъясняться исключительно литературными цитатами. Авторской лицензии Коваленко лишился после выхода из Коллегии, но от тюрьмы его уберег адвокат, сославшийся на синдром Туретта в тяжелой форме. Несколько лет назад от Резника он ушел, основал собственное предприятие и, по слухам, собственную «семью». Имя — вернее, прозвище — Цитатника мелькало то тут, то там, то в связи с «делом переводчиков», то в списках Игорного отдела. Но по-настоящему привлечь его не получалось.
Дантес поотирался еще какое-то время вокруг «Пассажа» и, поняв, что здесь пока искать нечего, решил проверить подсказанный Поэтом адрес.
По пути Валентин снова заехал в «Узницу фантазий». Магазин оказался на ремонте, но Дантес сумел отыскать продавщицу.
— Были разговоры, как же, были, — вздохнула та. — Нам в понедельник так и сказали: здесь вам последнюю зарплату выписывают, а дальше — как получится… Что ж вы меня сразу не спросили?
Дантес не поверил бы бумаге с подписью Резника, но вот продавщице он верил: выходит, в момент кражи «Кузница» — или «Узница» — уже сменила хозяев.
В неказистой лавке на Радищева под номером двадцать пять действительно продавались похоронные венки. Дантес вошел в тесное помещение, недовольно потянул носом — пахло как-то покойницки. От стены отклеился незаметный старичок:
— Веночек желаете-с приобрести?
— Собственно… — Дантес наклонился над прилавком и раздельно произнес: — Я заказывал венок для покойной бабушки из Мариуполя.
— Ах, для бабушки, — закивал старичок. — Ну-с, пройдемте-с…
В подсобке магазина обнаружилась обшарпанная деревянная дверь, за ней — занавеска и еще одна дверь — железная.
А за нею Дантесу во всем блеске открылся игорный дом.
На столах, покрытых зеленым сукном, были разложены огромные перекрестья «Эрудита»;
