— С кем?
— С Федькой.
— Из-за чего?
— Он жерлицу обрезал.
— А почему ты думаешь на Федьку? Ты видел?
— Больше некому.
— А он что говорит?
— Отпирается. Ты, говорит, картофельник, иди к своей картошке…
— А ты что?
— Я размахнулся и стукнул.
— А он?
— Он — сдачи…
— Та-ак! — протянул Ваня.
Остальная картина ему была ясна. Дело обычное. Подрались, и попало, конечно, Сашке. „Но что теперь делать? — подумал Ваня. — Пойти на тот берег и вздуть Федьку?“ Он хотел быть справедливым. Ничего обидного в прозвище „картофельники“ Ваня не видел, а Сашкин синяк — это не причина, чтобы Федьку бить.
Все ребята прекрасно понимали, что дракой спора не решить, что подравшийся пионер накладывает позорное пятно на весь отряд, что драться стыдно, нехорошо, некультурно… И всё-таки, разве удержишь себя…
Самое неприятное в драке — это её последствия, вроде Сашиного синяка. Сам по себе синяк — пустяки, но вот расспросы взрослых… Ни один настоящий мальчик не сознается и не пожалуется.
— Ну так что? Пойдём в колхоз? — спросил Ваня после некоторого раздумья.
— Федька на озере, — пробубнил Саша.
— А откуда он про картошку знает?
— Я сам рассказывал.
— Ну и дурак! — рассердился Ваня. — Сам рассказывал, сам первый начал, а жалуешься!
— Так я не жалуюсь. Я просто так… Если будет ещё дразниться, тогда другой вопрос.
— А ты раньше времени про картошку никому не рассказывай, — нравоучительно закончил Ваня. — А не то я еще прибавлю!
18. Ненаписанное письмо
У Зины только что происходила задушевная беседа с подругами. Она снова рассказала о своей поездке в Ленинград и о знакомстве с городскими пионерами. Девочки слушали, затаив дыхание. Зина и сама удивлялась, не понимая, почему с каждым разом рассказ становился всё увлекательней. Откуда берутся всё новые и новые подробности, на которые раньше она даже не обращала внимания?
Домой Зина возвращалась в прекрасном настроении, с твёрдым намерением написать замечательное письмо шефам. По пути придумала множество хороших слов и всяких красивых выражений, какие даже во время сочинений на уроках русского языка не приходили в голову. Чем больше думала Зина об этом не написанном еще письме, тем радостней становилось на душе. Она мечтала о замечательной дружбе, которая будет продолжаться долгие годы, о том, как они вырастут и будут вместе работать.
Марии Ивановны дома не оказалось. Отец сидел за столом над сводками. Пройдя в свою комнату, Зина достала новую тетрадку и принялась за письмо. Но странное дело: как только перед ней появилась бумага и чернила, так сразу исчезли из головы все замечательные слова. Радость продолжала бурлить в душе, но слов для выражения этого чувства не было.
„
Мы хотели писать друг другу письма, и я надумала писать. Доехали мы хорошо и благополучно.
В Ленинграде мне…“
Перечитав написанное, Зина поморщилась, зачеркнула, затем вырвала страницу, скомкала её и бросила на пол.
На новой странице она начала по-другому:
„
Пишет вам Зина Нестерова из колхоза „Дружный труд“. Мы с вами познакомились в Ленинграде, когда приезжали вместе с Ваней Рябининым в пионерский дом. Мне очень понравилось у вас, и я часто вспоминаю про вас и рассказываю нашим девочкам-пионеркам…“
Нет, не так надо… На третьем листе Зина успела написать два слова и поставила жирную кляксу. На четвёртом она написала так:
„
Вы обещали первые написать нам письмо, а всё не пишете. Если вам не интересно с нами дружить, то вы прямо так и скажите…“
Опять не то…
Этот листок был не только скомкан, но и разорван на несколько частей…
Каждый вечер, возвращаясь домой, Мария Ивановна мысленно подводила итоги дня и намечала план на завтра. Это уже превращалось в привычку.
Как-то Николай Тимофеевич сравнил её с полководцем, который готовится к штурму крепости. Это сравнение ей понравилось. На самом деле приближался день, когда две полеводческих, одна тракторная, кормовая и овощная бригады, вооружённые плугами, боронами, сеялками, выедут на поля, и разгорится сражение. Комсомольцы, или, как их уже называли, „скороспелая бригада“, и пионеры — это разведчики. Они уже действуют.
И каждый вечер Мария Ивановна думала о том, как расставить силы, куда и что завезти, чтобы победить в возможно более короткий срок.
Правда, в этом сражении был один крупный недостаток: отсутствие врага. Нельзя же землю считать врагом. А если врага нет, — значит, не будет ни яростного сопротивления, ни тяжёлых потерь. И всё-таки это сравнение ей нравилось.
Зина сидела в своей комнате за столом перед раскрытой тетрадкой, но не писала, а смотрела в окно. По щекам девочки катились крупные слёзы. Кругом было набросано много вырванных из тетрадки и скомканных листков бумаги.
— О чём ты плачешь?
Девочка вздрогнула, оглянулась и, застигнутая врасплох, закрыла лицо руками. Мария Ивановна нагнулась, подняла и расправила один из листков.
„
Завтра кончаются каникулы, а вы ничего не написали. Потом вы будете заняты уроками, и тогда некогда писать. Наши колхозные пионеры очень ждут от вас письма, потому что мы с Ваней про вас рассказывали, какие вы хорошие, что даже обещали быть шефами…“
— По-нят-но! — протянула Мария Ивановна. — О чём же ты всё-таки плачешь?
— Ничего не выходит… — еле слышно созналась Зина.
— Это я вижу, — с улыбкой сказала девушка, собирая скомканную бумагу. — А может быть, ты
