оперным, водопровод само–собой очень разочаровался и тысячу раз порывался вернуться на кухню.
Но вот, в один прекрасный день, случилось страшное и на обжору, который поет в «Русалке» партию Водяного, напала икота, перспектива была не из приятных, вот–вот надо будет начинать спектакль, а замены нет: что будет? что будет? — возбужденно тараторили актеры, но тут директор вспомнил о своем водопроводе, который умеет петь.
Водопровод разыскали, с трудом надели на него зеленый кафтан, вытолкнули на сцену и — что тут было, зрители просто с ума посходили, устроили овацию, вызывали, только и слышалось: Люди, вот это настоящий Водяной, вон, посмотрите, из него даже вода капает, — весь город наполнился слухами и, когда они дошли до двух старых стульев на кухне, они облачились в красные плюшевые смокинги и отправились в театр, где уже было полно стульев в красных плюшевых смокингах, вполне приличных, благовоспитанных, стульев, которые умеют себя вести, не то, что старые кухонные стулья, которые нарочно старались скрипеть погромче, чтобы их все слышали, чтобы все знали, о чем они с умным видом между собой беседуют: Вона, посмотрите‑ка, да это же наш водопровод, было время, он распевал у нас на кухне, а мы, мы‑то всегда говорили, из этого парня выйдет толк.
Но остальным стульям это было неинтересно, со всех сторон зашикали: не могли бы вы перестать скрипеть, будьте так любезны, вы мешаете нам слушать пение знаменитого водопровода. Что оставалось делать старым и глупым кухонным стульям? Оставалось только попридержать язык и в наступившей тишине стало слышно, как поет водопровод, как он вдохновенно поет, так что все вокруг начали улыбаться, даже, если кто‑то был перед этим не в настроении. Да, все‑таки здорово он пел!
О Конраде, который пис
Жил–был один мальчик по имени Конрад, который всю дорогу врал.
Ко дню рождения мама подарила ему авторучку, он пришел в школу и давай хвастать, как он эту авторучку испёк на сковороде из самой лучшей–прелучшей муки, ребята авторучку крутили и так и сяк, и, наконец, говорят: что‑то ты заливаешь, Конрад, этого не может быть, — но Конрад ничуть не смутился, не покраснел, а небрежно так пожал плечами и отвечает: ну вот, если не верите, то потрогайте лучше мой нос, — все стали трогать Конрада за нос, но ничего нового не обнаружили: нос у Конрада был длинный, острый и прямой. А Конраду было ужасно смешно, ведь с таким носом можно кого угодно сбить с толку, ври — не хочу.
И вот, представляете, играл Конрад однажды на спортплощадке в футбол и авторучку посеял. И, как нарочно, в школе учительница говорит: выньте тетради и ручки, будем писать сочинение о том, как благоухают цветы, Она раздала детям азалии, гвоздики и георгины, дети положили на парты тетради, вооружились ручками, зашмыгали носиками, чтобы получше внюхаться в аромат цветов и принялись сочинять.
Напрасно Конрад искал свою новую авторучку, в ранце ее не было, в кармане тоже, тогда он повернулся к Сюзанне, которая сидела с ним за одной партой и говорит: у тебя нет чего‑нибудь, чем можно писать, у моей авторучки вчера выросли лапки и она убежала с кошками на крышу и, кажется, ещё не вернулась.
Сюзанна послушала и говорит: и чего ты все время врешь. Конрад, ничего тебе не дам. Тогда дотронься до моего носа — говорит Конрад, но Сюзанне было некогда этим заниматься, она строчила сочинение о том, как благоухают цветы и поэтому она ответила так: кто не знает, что у тебя острый и прямой нос, но это еще не эначит, что ты можешь всем мешать, пиши чем хочешь, я такому вруну не помощница.
Ну хорошо, — согласился Конрад: раз уж мне достался такой замечательно прямой и острый нос, то почему бы не попробовать им писать, — и, обмакнув нос в чернила он принялся за дело.
Конрад! — сказала учительница, когда заметила, как он пишет — не пиши носом, это опасно для здоровья.
В этом я вижу свой долг, — отвечал Конрад: мой нос весь вчерашний день меня об этом умолял и я поклялся ему страшной клятвой.
Что‑то мне не верится, — сказала учительница: с какой стати твой нос так заинтересовался письмом?
Не верите? — изумился Конрад: тогда вам просто необходимо дотронуться до него пальцем, но учительнице неохота было пачкать руки, ведь нос у Конрада был весь перемазан чернилами и она ограничилась тем, что сказала: хорошо, пиши, чем угодно, но повторяю еще раз: писать носом — опасно для здоровья.
Это была сущая правда: писать носом, действительно, чрезвычайно опасно для здоровья, просто не успеешь глазом моргнуть, а нос исписался, стал маленьким–премаленьким, таким маленьким, что им не то, что буквы выводить, понюхать‑то и то ничего нельзя, вот и Конрад совершенно напрасно принюхивался к гвоздикам, его нос ничегошеньки не чувствовал, поэтому Конрад решил написать, что у цветов нет запаха, но и это ему не удалось, так как нос исчез.
Конрад здорово перетрусил, шутка в деле, вдруг так, за здорово живешь, остаться без носа, вон, у каждого по носу, даже у кошки и у слона, а тут… чихать и то нечем, да и вид какой‑то странный и Конрад решил: кровь из носу, а нос надо раздобыть, он отправился на пустырь за школой, где валялся разный хлам, лыжи, кресло–качалка, старые патефоны, взвесил хорошенько, что бы ему приставить вместо носа и решил, что лыжа — пожалуй, великовата, а кресло–качалка может испортить внешний вид, в конце концов его выбор остановился на ручке от патефона и он, действительно, приставил себе вместо носа ручку и пошел обедать.
Конрад, бедняжка, что у тебя с носом — заинтересовалась во время еды мама: может с тобой чего‑нибудь стряслось?
Да, — ответил Конрад: со мной случилась очень неприятная вещь, мой нос и моя новая авторучка договорились вместе сходить в кондитерскую полакомиться трубочками с кремом, но когда они переходили улицу, их переехал асфальтовый каток.
Не может быть! — возмутилась мама: с каких это пор нос и авторучка стали посещать кондитерскую? Ты нагло врешь! У них даже денег на пирожное нет!
Тогда потрогай мой нос, — как всегда вывернулся Конрад, и мама послушно потрогала его за нос, а нос‑то был крив–кривешенек, ручка от патефона — она ручка и есть, и мама сказала: за то, что ты такой врун, останешься в наказанье без обеда. — Конрад сидел за столом, в животе у него урчало, да и в голове было не лучше: вот и досталось мне за вранье — думал он, все же не стоило писать носом, это себя не оправдывает.
Сюзанна и буковки
Жила–была девочка и звали её Сюзанночка, очень красивое имя, но в школьных тетрадях она умудрялась писать такие ужасные буквы, что на них невозможно было смотреть без слёз.
Вот и учительница, как увидит эти буковки, как разревется, слёзы в два ручья и остановиться не может, выкрутит носовой платочек, расправит его, и ну снова рыдать, нарыдается всласть, пойдёт к школьному сторожу и говорит:
Посмотрите, пожалуйста, на эти буковки, их написала Сюзанночка в своей школьной тетради, что вы на это скажите?
А господин школьный сторож, человек чувствительный, только покосится на эти буковки и давай всхлипывать, слёзы в два ручья и остановиться не может, выкрутит носовой платочек, расправит, его, и ну снова рыдать, нарыдается всласть, а после отвечает:
Жалко их, госпожа учительница, ой, как жалко. Вон, у той ножка поломанная, а вот у этих,
