улыбнулся и запел на мотив той же лирической песенки:
Он сел перед аппаратом и занялся настройкой на какую-то нужную ему волну.
Зазвонил телефон.
Не поднимаясь с места, радист протянул руку к соседнему столику и снял трубку.
— Дежурный радист Петер Брунер слушает! — доложил он, беспечно облокотившись на край стола.
Но первые же услышанные им слова встревожили радиста. Он нахмурился.
— Сержанта Гиберта нет. Он отпущен до двадцати трех тридцати…. По вашему разрешению, господин генерал… Не могу отлучиться… Веду срочный прием, работаю с Берлином. Слушаюсь.
Повесив трубку, радист с минуту сидел в мрачной растерянности.
— Значит, накрыли, — сказал он с горькой усмешкой. — А жаль! Генералу, видать, кое-что стало известно. Он хочет выманить меня отсюда. Не выйдет. — После недолгого раздумья, взглянув на часы, радист заговорил, словно отдавая себе приказ: — До двадцати четырех необходимо продержаться во что бы то ни стало. — После короткой паузы он решительно ответил сам себе: — Есть, продержаться во что бы то ни стало, — и вскочил на ноги.
Выйдя из комнаты, радист быстро подошел к двери, ведущей в главный коридор, проверил, крепко ли она заперта. Он затянул до отказа винт запора и прошел было обратно в помещение станции, но вдруг остановился и начал рассматривать дорожку, застилавшую пол верхнего коридора. Усмехнувшись, радист сбегал в аппаратную, взял несколько пачек, перед этим вынутых из ящика, и аккуратно уложил их на пол, тщательно прикрыв дорожкой.
— Милости просим, дорогие гости, — насмешливо покосился он на запертую дверь, выключил свет и направился в помещение радиостанции. А там, захлебываясь, яростно верещал телефон. Радист крепко запер на все запоры последнюю дверь и подошел к телефону.
— Дежурный радист Петер Брунер слушает, — обычным тоном доложил он. — Нет еще. Прием будет идти не менее двух часов. Не-е-т. Это зависит не от вас, мой генерал, — насмешливо протянул он. — Никоим образом! Не могу. А идите вы… — и, должно быть, впервые со дня построения подземного города под сводами его купола громыхнуло словцо, которое бесполезно было бы искать в самых полных толковых словарях немецкого языка.
Еще несколько раз телефон начинал звонить, но радист больше не обращал на него никакого внимания.
На клочке бумаги он торопливо размашистым почерком писал:
«Мои позывные — «Россия»! Мои позывные — «Россия»! Передайте командирам эскадрилий: даю пеленг с центральной радиостанции Грюнманбурга. Говорит «Россия»! Пусть слушают мой голос. Бомбить точно радиостанцию! Здесь Грюнманбург! Прощайте, дорогие друзья. Передайте мой горячий привет Родине любимой, друзьям! Бомбите точно на мой голос!.. Птенчик».
Затем, взяв лежавшую рядом с телефоном книжку «Майн кампф», он вытащил из кармана несколько газетных вырезок с солдатскими песнями и принялся за шифровку.
Шифруя, радист в то же время чутко прислушивался к тому, что творится за стенами радиостанции. Но толстые железобетонные стены и две тяжелых стальных двери были как будто непроницаемы для звука. Убедившись, что врагов в боковом коридоре еще нет, он сел к аппарату.
Далекая радиостанция под Москвой ответила сразу. Радист начал передачу. В этот момент послышались глухие удары. «Таранят дверь из главного коридора, — подумал радист, не отрываясь от ключа. — Взрывать не решаются. Надолго им хватит долбить».
И действительно, штурмующие радиостанцию долго топтались перед первой дверью. Брунер передал шифровку, подождал, когда поступит ответ, и, еще раз подтвердив точность своей радиограммы, получил сообщение, что эскадрильи пойдут по его пеленгу. Закончив работу, радист взглянул на часы.
— Как медленно все же идет время. Осталось еще больше часа, — проговорил он и, опершись подбородком на руку, задумался. Из-за стены, от первой двери, все еще неслись удары металла о металл. Радист механически начал считать удары:
— Раз… два… три…
Но сорок девятого удара не оказалось. Шум за дверью смолк.
— Неужели так быстро взломали! — встревоженно поднял голову радист. Слабые отзвуки торжествующих человеческих голосов донеслись и сюда, в помещение радиостанции.
— Взломали, — констатировал радист и вдруг схватился за качнувшийся столик. Заскрежетала и затряслась стальная массивная дверь, словно какой-то силач гнул и корежил ее, стараясь вырвать из стены. Рев взрыва, сжатого стенами коридора, раскатился по всему подземному городу.
— Получили, сволочи, по морде! — торжествующе вскрикнул оглушенный радист.
Первым долгом Брунер осмотрел радиоаппаратуру. Она оказалась в порядке. С успехом выдержала удар взорвавшегося мелинита и стена, смежная с коридором. Осмотрев ее, радист с удовлетворением подумал: «Значит, взрывная волна с двойной силой ударила вдоль коридора. Пожалуй, там всех смело. Что ж, можно повторить. Пусть еще раз попробуют».
Осторожно положив в карманы еще несколько пачек мелинита, он с пистолетом в руке подошел к двери и отодвинул засовы. Но дверь не открывалась даже после того, как радист изо всех сил потянул ее на себя. Тяжелая стальная дверь была надежно заклинена взрывом. Невесело усмехнувшись, радист снова задвинул все засовы и, освободив карманы от опасного груза, уселся к аппарату.
Снова потекли нудные минуты ожидания. Уцелевшие от первого взрыва гестаповцы, видимо, не решались повторить штурм радиостанции.
Зазвонил телефон. Брунер недовольно покосился на него, но все же снял трубку.
— Рядовой Брунер, — послышался в трубке незнакомый голос. — Сопротивление бесполезно. Приказываю вам сдаться. Это будет учтено…
— Кто со мною говорит?
— Лейтенант СС Кольбе.
— Лейтенант СС и такой дурак?! — удивился радист. — Зачем же мне сдаваться? Ведь вам меня все равно не взять. А как у вас? Много ваших уже взлетело в воздух?
— Мы поднимем взрывчатку наверх и придавим вас, как хомяка, — взвизгнул Кольбе.
— Попробуйте, дорогой, — ласково посоветовал Брунер. — От взрыва на куполе сдетонирует моя взрывчатка, а ее здесь немало, и от вашего подземного балагана только дырка останется. Генерал Лютце еще жив?
— Жив, — механически ответил Кольбе.
— Так вот и передайте ему, что он как раз и будет раздавлен, как хомяк.
— Это безумство, Брунер.
— К черту Брунера!.. — загремел радист. — Ваш Брунер догнивает в лесу под Борнбургом. Вы говорите с русским балтийским моряком, советской гвардии офицером Колесовым. Зарубите это себе на носу, фашистский балбес.
— Да как вы…
— Молчать, — оборвал Колесов. — Слушать, когда вам приказывает офицер советской гвардии. Можете штурмовать радиостанцию, хоть лоб разбейте, — это ваше дело. Я не уйду отсюда до тех пор, пока не найду это нужным. А теперь не мешайте мне, займитесь своим делом и вообще идите к черту.
Повесив трубку, он довольно улыбнулся:
— Поговорили. Хоть без дипломатии, зато здорово.
Но, взглянув на часы, сразу стал серьезным.
