большого человека. «Он ведь один, — подумала она, — совсем один».
В дверь постучали: пожилая сиделка привела-двух военных. Нина встала, полковник как-то смутился или обрадовался поводу окончить разговор, который с трудом клеился, оторвал клочок газеты, крупным почерком написал на нем номер своего телефона, отдал его Нине и сказал:
— Перед концертом позвони. Буду ждать, — и крепко пожал ей руку на прощанье.
Когда Нина вышла из госпиталя, сгущались синие сумерки. На фоне неба темнели изрешеченные светящимися окнами громады домов. Она шла быстро, почти бежала по улице. Падал мокрый снег. Иногда, освещенные лучами автомобильных фар, резко белели плавно летящие вниз крупные хлопья.
Нина думала сейчас об отце: как могло случиться, что она никогда его не видела, не расспрашивала о нем мать? А мама… он даже не спросил о ней… Но мама, она тоже никогда о нем ничего не говорила.
Дома она застала Долинина и Нелли Ивановну. Они уже пообедали и собирались в театр. Нину никто ни о чем не спрашивал. Борис Сергеевич, видимо, просто не знал, куда она ходила, а может быть, подчеркивал, что его это не касается. Нелли Ивановна излишне суетилась, собираясь на спектакль, и старалась не смотреть в глаза дочери.
И Нина была рада, что ее ни о чем не расспрашивали.
Весна наступала. Набухли и бледно зазеленели почки тополей в переулке напротив дома.
Приближалось время отчетного концерта.
Программа была сложная. Некоторые места из того, что Нина репетировала, давались нелегко. Иногда она потихоньку плакала от обиды и вообще готова была бросить все. Но каждый раз перед нею вставал высокий человек с темными глазами, который говорил: «Так нельзя, раз любишь, должна…»
И Нина снова заставляла себя сесть за рояль.
Когда пришел день концерта, стало уже совсем тепло. Окна в зале были открыты, и шум улицы мешал исполнителям. Но помещение было настолько переполнено слушателями, что духота не давала дышать и окна не закрывали.
Нина должна была выступать шестой. На концерте не было ни Долинина — он куда-то уехал, ни Нелли Ивановны — она задержалась в театре.
Когда Нина вышла на эстраду, она сразу увидела отца. Видно, он опоздал, — стоял, прислонившись к большой кафельной печи в глубине зала. В темноте сверкал его орден на груди. В переполненном людьми зале полковник выделялся своим могучим ростом.
Она играла хорошо. Аплодировала даже строгая Софья Павловна Горбачевская.
Полковник ожидал ее в коридоре. Они вышли на улицу. Было светло. После жаркого дня наконец повеяло прохладой. Не сговариваясь, они пошли по Литейному, свернули на Невский.
Она ждала и волновалась. Понравилось ли ему?! Но он только сказал: «Ну, молодец!» — и купил Нине большой букет сирени. Они зашли в кафе. Было душно. В углу на маленькой желтой эстраде квартет бодро наигрывал «Красавицу». Полковник попросил принести мороженое. Помолчав, он сказал:
— Я, наверное, скоро уеду. Напишешь мне, как будешь жить?
— Конечно, — кивнула Нина. — А куда?
— Видишь, что на свете делается? — продолжал полковник, внимательно глядя на дочь.
И Нина, набирая ложечкой мороженое, ответила:
— Да.
Она сказала это потому, что боялась показаться глупой, и поймала себя на том, что она ведь совсем не думала, что на свете что-то делается особенное. Конечно, она знала, что немцы воюют с Францией и Англией, даже читала в газете о затемнении в Лондоне и о том, как была обойдена линия Мажино. Но в Ленинграде по-прежнему горел свет, были открыты театры, работали музеи, и Нина придавала мало значения тому, что делалось далеко в Европе.
Когда полковник расплачивался, Нина заметила, что он не дал на чай девушке, которая подавала мороженое, видно, стеснялся, а когда уходил, оставил на столике рубль. Нина вспомнила, как ловко делал всегда это Борис Сергеевич, вынимая свой толстый красный бумажник. И ей вдруг стал очень приятен отец.
На углу Фонтанки, возле остановки троллейбуса, они расстались. Полковник пожал ей руку и сказал:
— Ну, пиши, я тебе тоже напишу о себе.
И Нина ответила:
— Хорошо.
Когда подошел троллейбус, отец помог ей сесть. И Нине вдруг захотелось выскочить, обнять его и, прижавшись к его пруди, заплакать. Но когда она обернулась, полковника уже не было. Чуть вздрагивая на ходу, троллейбус быстро бежал по набережной.
5
С тех пор как появился Ребриков, в десятом «Б» решили, что Долининой нашлась наконец пара.
Нина не имела подруг. У нее не было задушевной приятельницы, с которой делятся всем самым сокровенным, ходят в обнимку на переменах и шепчутся дома потихоньку от взрослых.
Еще с детства она дружила с мальчиками. Зимой каталась с ними за городом на лыжах или бегала на каток. Летом с компанией гребцов отправлялась на лодке по Неве до самого взморья. В солнечный день бродила с Левой Берманом по улицам и набережным города и с удовольствием слушала стихи, которых тот знал так много, что прочесть все никогда не хватало времени.
И ребята любили бывать с Ниной. С ней было легко и просто. Она всегда поддерживала любую шутку, веселую выдумку, бывала заводилой во всяком рискованном деле. Умела замечательно смеяться и подмечать смешное в людях.
Но, кроме того, Нина была еще самой хорошенькой девушкой в классе, и это часто сбивало с толку кое-кого из ребят. Так, некоторые приятели, сами того не замечая, иногда внезапно превращались из добрых товарищей в незадачливых поклонников. Но стоило Нине заметить подобные изменения, как парень немедленно получал отставку и уже переставал быть близким другом.
В девятом классе с ней подружился Чернецов. Они вместе ходили в кино и Филармонию, пропадали зимними вечерами на катке и весело подшучивали над друзьями. Потом вдруг Сергей стал как-то подолгу заглядываться на Нину, уже меньше шутил и смеялся. Начал вздыхать и ожидать ее возле дома. Он тотчас же попал в опалу. Но это не остановило Сергея. Он все так же продолжал ходить за Ниной и страдать. По- прежнему часами поджидал ее в мороз на трамвайной остановке. Всеми силами пытался составить ей компанию куда угодно, часто нарывался при этом на очень резкие отказы и колкие слова, но покорно сносил их. Очень похудел и осунулся.
Напрасно славившаяся своей добротой Валя Логинова пыталась вызвать в сердце Нины жалость к несчастному Чернецову. Ее попытки не увенчались успехом. И кто знает, чем бы кончилась вся эта история, если бы в один апрельский вечер не отправился Сергей на «Огни большого города» с Майей Плят, и неизвестно, были ли тому виной чудесные глаза Майи, прекрасная ленинградская весна или всемогущий комик и лирик Чаплин, только на следующий день все увидали, что Сергей в отличном настроении. А потом быстро прошла его меланхолия, и с тех пор он стал подозрительно исчезать по вечерам, уверяя друзей, что он идет в какое-то таинственное «одно место». Но поучительная Сережкина история осталась у всех в памяти, и с тех пор никто из ребят не пытался увиваться за Долининой.
Когда в школе появился Ребриков, девушки подумали: «Этот наверняка понравится Нине. Да и она ему, конечно…»
Володька и сам обратил внимание на эту невысокую стройную девушку с волнистыми темными волосами. Она и одета была необычно. Строго, но красиво. Долинина имела какой-то особый независимый вид, и Ребриков про себя отметил, что «она ничего…»
Заложив руки в карманы брюк, разгуливал он после занятий вдоль коридора, напевая: «Мы были молоды, друзья…», в то время как Нина Долинина вместе с ответственным редактором школьной газеты
