в ловко обхватившем ее стройную фигуру платье из белого шифона, в легких резных туфлях и таких тонких чулках, что гладкая кожа ног казалась ничем не покрытой, она шла что-то напевая, и так мечтательно смотрела в даль опустевшей улицы, что, казалось, видела там только близкое и понятное ей одной.
А еще совсем недавно в школе, когда подходил день рождения кого-нибудь из подруг, Рита Садикова заранее собирала у всех деньги на подарок и затем могла неделю ходить по городу, только бы непременно отыскать такую вещь, которая больше всего на свете была приятна тому, кому она предназначалась, и очень радовалась, если ей это удавалось. Рита была веселой и общительной, ее любили. Она никогда не была отличницей, но и не очень отставала от других. Но далее в десятом классе Рита Садикова не знала, кем она хочет стать, и не мечтала, как ее сверстницы, ни о театральном институте, ни об университете. Она, конечно, собиралась учиться дальше, но где?.. Этого не знал никто из ее подруг, да и сама Рита.
Иногда она, правда, задумывалась над тем, что необходимо делать что-то нужное, важное для других. Десять лет она слушала об этом в школе. Слушала так много и часто, что попросту заучила, как необходимый, но скучный урок. Но чем она, Рита Садикова, может всерьез принести пользу, ясно себе представить не могла.
Случалось, ее увлекала близкая подруга Лида Дрожкина. Рита соглашалась с ней: надо учиться, а потом ехать, куда пошлют, и делать то, чему ты научилась. Но задумывалась Рита над этим ненадолго. Она все больше и больше приходила к заключению, что ни хороший врач, ни инженер из нее не выйдет, а потому считала, что и занимать место, которое куда больше пригодится другому, ей ни к чему.
Рита думала о другом. Она мечтала интересно жить. Как сложится эта ее хорошая жизнь, она еще не знала. Но непременно собиралась ее добиваться. Давно уже Рита пришла к решению, что одно из главных и самых трудных достижений жизни — семейное счастье. Иногда Рита в одиночестве предавалась мечтам: любящий, красивый и обязательно очень умный муж, о котором она будет заботиться и которому станет помогать во всем, а он, в благодарность, будет доставлять ей всякие удовольствия, — разве это не счастье?
Этими сокровенными мыслями Рита никогда не делилась ни с Лидой, ни с другими подругами, но про себя давно решила стать женой большого человека — знаменитого шахматиста или ученого.
Больше всего она любила читать в книжках про таких женщин — жен и близких подруг великих людей. «Может быть, я сама ничем и не замечательная, — рассуждала Рита, — но и я бы для такого создала все, и мне бы завидовали и говорили: «Смотрите, вот идет жена такого-то…» Откуда это впервые пришло, Рита уже не помнила. Кажется, она посмотрела какой-то заграничный фильм, в котором увидела свой идеал, и стала о нем мечтать.
Софья Антоновна, мать Риты Садиковой, желала для дочери только одного — счастливой жизни. Хотя Софья Антоновна порой и заводила разговоры о том, что Рита будет делать по окончании школы и в какой институт ей пойти, но не это было главным. Софья Антоновна считала, что сама прожила свою жизнь вполне достойно женщины интересной и неглупой, и ни о чем ином для дочери не мечтала.
— Рита должна жить хорошо. У нее должно быть все.
Так говорила Софья Антоновна, и Валерий Романович, отец Риты, главный бухгалтер стройконторы, делал все, чтобы Рите жилось хорошо, — впрочем, так же, как делал всё всегда, чтобы хорошо жилось Софье Антоновне и чтобы у нее тоже было «всё». Он работал по совместительству на второй службе, а вечерами просиживал над огромными листами строительных смет, которые брал на дом.
Единственное, что принадлежало в их доме Валерию Романовичу, был его письменный стол со счетами, стареньким арифмометром и толстыми, как Библия, томами различных справочников. Со стола Софья Антоновна только стирала пыль, поправляя книги, чтобы они лежали аккуратной стопкой. Во всем остальном в их жизни властвовала она, а Валерий Романович имел такой вид, будто поселился тут временно, да и то из хорошего отношения к нему хозяйки квартиры.
Софья Антоновна до пятого класса сама отводила дочь в школу. Теперь, когда Рита стала взрослой девушкой, мать всякий раз по утрам приподнимала занавеску на окне, просто так, полюбоваться, как переходит улицу ее создание — единственная дочь, и восхищалась ею.
А Рита и в самом деле была хороша. В зеленой пуховой шапочке, оттеняющей цвет ее темных глаз, с туго набитым маленьким портфелем в руках, она шагала, легко ступая стройными ногами в сапожках на низком каблуке, и, кутая в шарф свой белый подбородок, казалось, не видела ничего вокруг.
Софья Антоновна с удовольствием отмечала, как вскидывали взгляд на Риту спешившие на службу мужчины.
«Какая она действительно интересная, наша Рита», — думала Софья Антоновна и, вздохнув, говорила вслух:
— Все на нее смотрят. Все.
На прощальном вечере, где Софья Антоновна побывала вместе с молчаливым супругом, Рита, раскрасневшаяся, смеющаяся после очередного вальса (ее беспрерывно приглашали), резко выделялась среди выпускниц.
Софья Антоновна была счастлива. Семейные сбережения, которые пришлось затронуть, чтобы одеть дочь на бал, не пропали даром.
Когда, в пятом часу утра, Рита Садикова, усталая, но счастливая, позвонила в квартиру, Софья Антоновна, которая не спала до этих пор, отворила ей дверь и, тут же, в коридоре, поцеловав дочь, сказала:
— Я тебя поздравляю. Ты имела успех. Теперь у тебя начинается жизнь.
В ту памятную ночь прощания со школой Риту провожал ее друг Саша Ступальских.
Парадная оказалась открытой, и это обстоятельство обрадовало Сашу. Он ненавидел дворников, этих бесцеремонных наблюдателей их долгих прощаний с Ритой.
Некоторое время они еще молча стояли на нижних ступенях лестницы. Саша осторожно сжимал Ритину руку и, наверное, хотел сказать так много, что совершенно лишился слов.
Рита взглянула на него уже немного покрасневшими от усталости глазами, улыбнулась и неожиданно склонила ему на плечо голову. Саша подумал и погладил ее по волосам. Рита подняла голову и вдруг, зевнув и смущенно прикрыв рот рукой, сказала:
— Хочу спать.
Они расстались. На углу Саша еще долго стоял и смотрел на Ритины окна, но, ничего не увидав в них, повернулся и не торопясь зашагал домой.
Они дружили давно. Началось это еще в седьмом классе. Вместе ходили на дневные сеансы в кино и весной одними из первых переплывали Неву на лодке. Саша ставил шлюпку наперерез волнам пробежавшего мимо пароходика. Их отчаянно качало. Саша смеялся, а Рита обеими руками хваталась за борта лодки и требовала: «Еще, Саша… Еще!..» Сперва над их отношениями, как и полагалось, подтрунивали, но затем, так как впечатления это на них не производило, их оставили в покое.
Саша Ступальских был застенчивый, с льняными волосами, которые упорно не хотели укладываться в прическу с коком, какую он для них придумал. Рита знала: она давно и всерьез нравится Саше, он всегда на нее так задумчиво поглядывал издали, и этот кок тоже был для нее. Рите все это было приятно. Она никогда не отказывала Саше во встречах, а порой и сама звонила ему по телефону, чтобы пригласить в театр, где у Софьи Антоновны был знакомый администратор, Александр Михайлович. Там, получив входную контрамарку, они, с опасностью каждую минуту быть согнанными с мест, усаживались в одном из первых рядов партера.
Софья Антоновна, которая ревниво следила за тем, чтобы у дочери были, как она говорила, «приличные друзья», ничего не имела против дружбы с Сашей Ступальских. Он был сыном погибшего на фронте военного инженера и жил вместе с матерью-машинисткой на ее заработки и пенсию от отца. Софья Антоновна хотя и не была знакома с матерью Саши Ступальских, находила их семью вполне интеллигентной и с удовольствием принимала его в своем доме.
После выпускного вечера больше месяца все продолжалось по-прежнему. Саша являлся в квартиру Садиковых, и они с Ритой куда-нибудь надолго уходили. После экзаменов времени вдруг оказалось так много, что его совершенно некуда было девать.
Но однажды случилось неожиданное: Саша явился в дом Садиковых в десять часов утра и сказал:
