Лабинцев. В паре со ст. л-том Лукомцом они должны были провести РТР вдоль границы с Пакистаном. Но через 3 минуты после взлета Виктор доложил об отказе основной гидросистемы (она, предположительно, была повреждена огнем стрелкового оружия с земли при взлете). Лабинцев запросил посадку сходу. Получив разрешение, он развернул самолет и начал строить заход — подвесные баки при этом сброшены не были, закрылки из-за отказа гидросистемы не выпускались. Аэродром Кабул расположен на высоте 1800 м над уровнем моря, плюс — августовская жара. Скорость приземления оказалась значительно выше, чем при нормальной посадке, самолет коснулся ВПП с большим перелетом. И здесь роковую роль сыграл годами заученный и отработанный стереотип действий: чем больше скорость на посадке или перелет, тем более энергичными должны быть действия по торможению самолета. А именно в данном случае требовалась выдержка. Но Лабинцев сразу после касания с еще поднятым носовым колесом выпустил тормозной парашют, который тут же из-за превышения допустимой скорости выпуска оборвался. Теперь уже никаких тормозов не хватало, самолет выкатился за пределы ВПП, столкнулся с препятствием, частично разрушился и загорелся. Виктор открыл фонарь и выбрался из кабины. Вот-вот мог произойти взрыв, самолет был окружен морем горящего керосина. Летчик спрыгнул прямо в огонь побежал. В эти мгновения было не до того, чтобы вычислять направление ветра, а он сыграл против летчика. Горящий участок уже почти удалось преодолеть, когда произошел взрыв, и Виктора накрыло облаком горящего керосина. Он все же выбежал и сам сел на подошедший тягач, но говорить уже не мог, только обгоревшими руками жестами показывал, как открывал фонарь. Командира звена капитана Виктора Николаевича Лабинцева с сильнейшими ожогами (более 60 %) отправили в кабульский госпиталь, но… Усилия врачей оказались тщетны.
А война продолжалась. Практически ежедневно в летнее время вставать приходилось в 4 утра. В 5 часов мы уже были над целью, которая чаще всего располагалась недалеко. Подлетное время составляло 5 -10 минут, реже — 15–20. В последнем случае приходилось «ходить» с ПТБ и брать лишь две бомбы по 250, а то и по 100 кг (такой вариант подвески, впрочем, был крайне редким). Самой же распространенной «полезной нагрузкой» была пара 500-кг бомб. «Пятисотки» оказались наиболее эффективными, особенно при нанесении ударов по крепостям, хорошо укрепленным пунктам обороны и объектам, укрытым в естественных горноскальных укрытиях.
8 и 9 сентября 1982 г. стали для меня самыми напряженными за всю командировку. В каждый из тех дней я выполнил по пять вылетов на БШУ. Так получилось, что из руководящего состава эскадрильи летал я один. Вести звено на задание мог и командир звена, но полностью подготовленных и слетанных звеньев тогда еще не было, а смешанную группу мог вести только замкомэска — потому я буквально не вылезал из кабины. После выполнения удара производил посадку, а меня уже ждала в самолетах другая группа. Пока привязывался, техник запускал двигатель. Во время запуска и потом, на рулении, осмысливал предстоящее задание. После взлета все время уходило на управление группой, помимо ведения ориентировки и осмотрительности вниз, на землю, приходилось все время крутить головой, чтобы каждый самолет группы был на виду. Пять вылетов я успевал делать до 9-10 часов утра — а затем начиналась невыносимая жара. За те два дня я очень устал и попросил день отдыха, который почти весь проспал. Это был единственный случай, когда я сам попросил освободить меня от полетов.
24 октября эскадрилья вновь понесла непоправимую утрату — не вернулся с задания заместитель командира эскадрильи Олев Оттович Яассон — лучший из лучших, настоящий ас.
В тот день с ведомым м-ром Сысоевым он выполнял поиск и уничтожение караванов, иду щих из Пакистана. Линия маршрута поиска проходила рядом с границей, и караван с оружием они обнаружили чуть в стороне от линии. (Тогда нам еще разрешалось отклоняться от заданного маршрута на 10–15 км.) Они начали выполнять заход для открытия огня на поражение. Сысоев увидел на земле вспышки от ДШК — и самолет Яассона во время атаки, при пуске НУРСов, столкнулся с землей…
Услышав в динамиках сообщение, что сбили Яассона, мы с Зимницким вскочили в самолеты и полетели в район, указанный Сысоевым. Туда же вылетели и вертолеты ПСО. Мы ничего не смогли обнаружить. Вертолетчики искали летчика двое суток. Первый день ожесточенный огонь с земли не позволял им опуститься ниже 1000 м, и только на второй день, после обработки этого района с воздуха, они смогли приступить к поисковым работам. А еще через несколько дней «черный тюльпан» вылетел в Таллин, на родину Яассона.
После этой потери нам запретили в одном вылете вести и разведку, и поражение целей составом одной пары.
Помню, в первые месяцы пребывания наша группа управления эскадрильей накрыла цель прямым попаданием. Нас в тот день после вылета сфотографировали, но комэска категорически и принципиально не фотографировался на войне и буквально выпрыгнул из кадра.* Это нас тогда здорово рассмешило, особенно Олева Оттовича. А теперь я думаю, может, и прав был комэска?..
Спустя некоторое время на восполнение потерь прибыли летчики 886 ОРАП из Прибалтики, с аэродрома Екабпилс. Майора Яассона заменил м-р С. В. Тараканов, а к-н Королев н ст. л-т Аленов заменили ст. л-та Миронова и к-на Лабинцева.
Боевые распоряжения поступали практически ежедневно и, за исключением тех редких случаев, когда погода была совсем уж нелетной, мы летали каждый день. К концу осени вся эскадрилья была влетана, пары и звенья сколочены, и на боевые задания летали все без исключения. Одни пары показывали наибольшую результативность при БШУ, другие специализировались на разведке и фотографировании. В первые месяцы мы пытались впихнуть всех в одну шкуру, но потом решили: пусть работают там. где лучше получается — пользы будет больше.
У нас было правило — если у разведчика получился неточный заход на фотографирование, разрывы между кадрами, разрывы между смежными заходами, «штаны» (смежные заходы выполнены под углом), или еще какие-то ошибки, не дающие полной информации об объекте разведки. то повторный вылет летит тот же летчик. Это очень непросто — идти строго в горизонтальном полете на высоте 500-1000 м в течение нескольких минут, осознавая, что находишься в зоне прицельного огня с земли всех видов оружия противника. Но… Не хочешь корпеть при подготовке на земле, считаешь полет на разведку более простым, чем любой другой боевой вылет — лети повторно, испытывай судьбу.
…Пришла пора рассказать историю с моим сотым боевым вылетом. У командира АЭ м-ра Зимницкого это событие произошло двумя днями раньше, но он его проморгал. Зато я к сотому тщательно готовился и акцентировал на этом внимание комэски. Тогда Зимницкий поставил меня ведущим, а сам пошел ведомым. Взлетели. удачно вышли на цель, отбомбились и повернули домой. Уже после отхода от цели я выполнил несколько — победных- бочек, но показалось мало. Пришли на аэродром, и я над полосой аэропорта Кабул на высоте 100 м и скорости 1000 км/ч выполнил медленную управляемую горизонтальную бочку. В перевернутом полете от близости земли стало страшновато, и на мгновение даже мелькнула мысль: «Кажись — все. Как глупо…» Но вот над головой снова голубая бездна неба, и я с облегчением выдохнул. Туг же. прямо в эфир, с сотым боевым вылетом меня поздравил руководитель полетов. Все наши, кто был на земле, тоже видели, и после посадки поздравили, но ликование было недолгим. На земле мой цирковой трюк видели действительно все, в том числе и заместитель Командующего ВВС: ТуркВО п-к Колодий. прилетевший из Ташкента, пока мы были в воздухе. И уже на следующий день я имел предупреждение о неполном служебном соответствии от Командующего ВВС. 10 Армии и строгий выговор по партийной линии (правда, без занесения в учетную карточку).
Месяца через 3–4, уже в 1983 г., и-к Колодий снова прибыл в эскадрилью (еще через полгода он станет генералом). На этот раз — чтобы вместе с нами слетать на БШУ. Вот при подготовке к следующему летному дню он и спрашивает: «Ну так с кем мне лететь, кто туг у вас хвастал, что поражает цели прямыми попаданиями? — Камень был брошен в мой огород, т. к. незадолго до ЭТОГО комэска в рапорте на снятие взыскания именно так характеризовал мою боевую работу. Всем стало ясно, что ведущим группы должен
