Но вьется вкруг него придворных карусель, Любезных царедворцев племя. Быть может, осадить тихонечко назад И, не сливаясь с этим хороводом, Дождаться, чтоб король, пусть мимоходом Остановив на Музе взгляд, Ее признал пред всем народом, Не обессудив за наряд? Вот тут-то, не теряя ни мгновенья, Пока бы государь на вас взирал, Смогли бы вы в обширный мадригал Облечь души своей благодаренье… И прозвучали бы, как флейта и кимвал, Слова признательности, клятвы, уверенья В готовности его величеству служить, Сил не щадя за все благодеянья, Которыми решил он одарить Столь недостойное таких щедрот созданье, Чей разум, жизнь, искусство, дарованье Отныне и навек ему посвящены, Чтоб славу воспевать и чаровать досуги… Превозносить свои грядущие заслуги, Как Музы прочие, и вы уметь должны… Но речи долгие не манят Их слышащих сто раз на дню, И слишком важными делами занят Монарх, чтоб вникнуть в вашу болтовню. Вам стоит лишь начать затейливую фразу, Как существо ее он угадает сразу, И, вас прервав с чарующей сердца Улыбкой мудрою и благосклонной, Пройдет, блестящей свитой окруженный, Оставив вас, не молвившей словца, Не доигравшей роли до конца… Ну что ж, сочтите речь произнесенной И — удалитесь из дворца! господину Ла Моту Ле Вайе[136] на смерть его сына
Дай горю своему слезами изойти! Оправдывает их безмерное страданье… Когда сгорает жизнь, что призвана цвести, И мудрости самой не удержать рыданья. Какие тщимся мы приличия блюсти, Когда, предав земле любимое созданье, Бесстрастно говорим последнее «прости»?.. Ведь это — лучших чувств жестокое попранье! Ушедшего никто и никогда не смог Слезами воскресить… И это ль не предлог Их влагой омочить иссушенные вежды? Сокровища ума и сердца своего Унес с собой твой сын и все твои надежды… Оплакивай же их, оплакивай его! Вы видите, милостивый государь, что я сильно уклонился пути, коим обыкновенно следуют в таких случаях: сонет, который я Вам посылаю, меньше всего может служить утешением. Но мне казалось, что по отношению к Вам я должен поступить именно так и что оправдать слезы философа, дать выход его страданиям значит утешить его. Если, однако ж, я не сумел найти достаточно веских доказательств, чтобы защитить Ваше чувство от суровых наставлений философии и чтобы убедить Вас в том, что Вы вольны плакать без всякого стеснения, то объясняется это недостатком красноречия: значит, я бессилен убедить других в том, чему сам следую неукоснительно.
МОЛЬЕР
помещенные под эстампом Ледуайена с картины Ф. Шово, изображающей Братство Милосердия, учрежденное при церкви ордена Милосердия его святейшеством папой Александром VII в 1665 году[137]
О вы, кого гнетет греха порабощенье! Низвергните его и груз его желез. Вас призывает долг великого служенья Царице всеблагой, владычице небес. Под игом одного ты — раб страстей презренный, Под скипетром другой ты правишь ими сам. Здесь уготован рай, там — вечный мрак геенны… Пред выбором таким как сомневаться вам?
