того чтобы собраться на молитву, мы выстроимся в очередь, чтобы отдать последний долг его телу: набальзамированное лейб-брадобреями, наряженное для почетного караула, несчастное, поруганное тело его императорского величества лежало на главной сцене рыцарского зала резиденции. Сегодня вечером начнется почетный караул, впрочем, только для родственников из высших слоев знати, которые целую ночь и весь следующий день будут заходить по двое и прощаться с императором. С завтрашнего дня народ тоже сможет войти в рыцарский зал и нести почетный караул у одного из четырех установленных там алтарей до 20 апреля – дня, на который была назначена погребальная литургия.
Я наконец узнал, где Камилла. Каждый день между десятью и одиннадцатью, а также между восемнадцатью и девятнадцатью придворные музыканты должны были петь над телом императора пятидесятый псалом на латыни. Перед смертью Иосиф, до последнего момента сохранявший трезвый рассудок, повелел, чтобы дирижировала ими хормейстер.
Атто попросил Камиллу взять его с собой, и она только что зашла за ним. Аббат уже хотел попрощаться со мной, однако я стал отчаянно жестикулировать, выражая свой протест: как я мог не пойти попрощаться с императором, при смерти которого присутствовал? Я встал с постели, увернулся от заботливых рук Камиллы, надел свои лучшие одежды и, несмотря на предостережения, присоединился к ним.
Пока мы ждали на улице, чтобы Камилла подогнала карету (она не хотела, чтобы мы шли пешком), Атто опередил мой вопрос, который я хотел задать ему и который он, очевидно, прочел в моих глазах:
– Нет, я совершенно не рискую, приходя туда. План этих проклятых удался, император мертв. А после совершения государственного преступления убийцы и их заказчики обычно исчезают без следа. Некоторые уезжают, как Евгений, другие остаются, но прячутся, чтобы контролировать ситуацию, но в целом они придерживаются правила: два-четыре дня ничего не предпринимать. Они увидят, что мы несем почетный караул у гроба, но не станут вмешиваться. Они знают, что теперь мы ничего не можем сделать.
В освещенном множеством свечей рыцарском зале перед катафалком несли почетный караул стрелки лейб-гвардии и телохранители. Гроб стоял на возвышении, к которому вели три ступени, был украшен червленым золотом ручной работы, над ним красовался балдахин из черного бархата с шелковыми кисточками.
Его императорское величество выглядел безупречно. Тело лежало на том самом месте, где Иосиф много раз принимал посетителей и послов, где за свою короткую жизнь председательствовал на множестве собраний и церемоний. Одежда и плащ были из черного шелка, с кружевом такого же цвета; на голове – светло-рыжий парик и черная шляпа; шпага на боку и маленький герб с Золотым руном на шее. Гроб, в котором он лежал, был обит темно-красным бархатом и тоже украшен золотой вышивкой; голова покоилась на двух подушках. Бальзамировщики постарались на славу. Меня удивило отсутствие оспинок на лице – результат мумифицирования или же признак насильственной смерти?
Перед императором висело большое серебряное распятие, рядом стояла чаша со святой водой. Справа были выставлены императорские регалии: корона, скипетр и Золотое руно на позолоченной подушке; по левую руку – короны Венгрии и Богемии. Рядом, прикрытые черной тафтой, стояли серебряный котелок и кубок. Согласно обычаям дома Габсбургов в одном из них лежали сердце и язык Иосифа, во втором – мозг, глаза и внутренности. На двух обтянутых черным скамеечках для коленопреклонения сидели придворный капеллан и четверо босоногих августинцев, бормотавших полагающиеся молитвы.
А потом я снова увидел издалека их всех: кастрата Гаэтано Орсини (еще со следами синяков), Ландину, сопранистку и супругу игравшего на теорбе Франческо Конти, и остальных. Я не показывался – как я мог приветствовать их без голоса? Я наблюдал за ними: лица осунувшиеся, взгляды отсутствующие. Им приходилось прощаться со «Святым Алексием»; постановка в честь нунция была отменена. Что станет с ними – теперь, когда любимый всеми Иосиф мертв, теперь, когда их молодого покровителя нет в живых?
Оставит ли их его брат Карл, который прибудет из Барселоны, чтобы сесть на опустевший императорский трон, или выгонит всех?
К нам подошел Винсент Росси, обменялся с Камиллой жестами утешения, и пока хормейстер приступала к руководству певцами, он указал нам место в уголке, где мы могли пробыть до конца представления. Я знал пятидесятый псалом и мысленно повторял слова:
И так случилось, что общее горе стало одним целым с пустотой, царившей во мне. Страдание подданных императора было во мне, пронзило мое тело, и я стал искрой из боли, которую унес с собой ветер, вместе с этим молитвенным пением. Мои мысли снова смягчились. Пока вокруг меня воздух содрогался от сдавленных рыданий, я оставался спокойным и задумчивым. Равнодушие горя фокусировало каждое событие, которое я рассекал, подобно умелому хирургу, скальпелем острых мыслей.
Стоя рядом с Атто, сидевшим на неудобном, обитом бархатом стуле, я опять задумался, меряя настоящее локтем прошлого.
В сентябре 1683 года, когда мы познакомились, аббат Мелани прибыл в Рим, чтобы выполнить тайную миссию, порученную ему королем Франции. Впрочем, ему пришлось самому наводить справки, чтобы выяснить истинную природу того поручения.
Когда мы снова встретились в июле 1700 года, Атто тоже приехал в Рим и был необъяснимым образом ранен ножом в руку. Он провел расследование, чтобы понять, кто ему угрожает, однако на самом деле он и тогда выполнял тайную миссию для своего короля и с самого начала знал, какие шаги следует предпринять: подделать завещание, воспользоваться помощью своей подруги-интриганки Марии Манчини, развязать фиктивную ссору с кардиналом Альбани, будущим папой, и так далее, всегда со свойственной ему дьявольской ловкостью.
На этот раз, в Вене, в 1711 году, все пошло совсем по-другому. Аббат прибыл в столицу императора, чтобы заставить Евгения Савойского закончить войну. И хотя он с самого начала знал, что нужно делать (вручить императору поддельное письмо), его попытки из-за болезни Иосифа оказались тщетными. Его оттеснили загадочные маневры человека, который был гораздо могущественнее Атто, но не имел лица. Теперь мы знали, что существовала целая сеть заговорщиков, он был не один.
Это был закат аббата Мелани, который он сам осознал. После того как в жарком июле одиннадцать лет назад в Риме он достиг вершины своей дипломатической власти, ныне его звезда закатилась. Настала новая эпоха. Сегодня Атто был всего лишь стариком, воспоминанием о былых временах.
И это была не единственная параллель между прошлым и настоящим. Иосиф Победоносный был мертв, но его почетный караул напоминал о другом печальном дне: смерти Максимилиана Загадочного. Сколько великого объединяло этих двух несчастных императоров!
Оба лично руководили своими войсками во время войны, оба были толерантны по отношению к приверженцам Лютера. Оба навеки были связаны с Местом Без Имени: Максимилиан – потому, что создал его, Иосиф – потому, что хотел его реставрировать, но смерть разрушила все его планы. Шенбрунн тоже был заложен Максимилианом и в значительной степени расширен Иосифом. Оба владели многими языками и отличались большим умом, чем их предшественники и потомки.
Но все их величие закончилось ничем: Максимилиана вскоре забыли, так будет (готов поспорить) и с Иосифом, если темные силы, стоящие за Кицебером-Палатино не остановятся.
Оба умерли преждевременно, от болезни, и были подвергнуты лечению весьма подозрительными методиками. Обоим на престоле наследовал брат, а не сын. О, как легко даже самому простодушному человеку углядеть в двух этих судьбах следы одной убийственной воли!
Не в первый раз я видел, как убивали уважаемого человека. Двадцать восемь лет назад я стал свидетелем смерти Николя Фуке, суперинтенданта финансов наихристианнейшего короля. То было неизбежное завершение жизни преследуемого клеветой человека. После устранения Фуке окруженный со всех сторон завистью его замок Во-ле-Виконт был разграблен и заброшен так же, как Место Без Имени. Короче говоря, Фуке кончил так же, как Максимилиан и Иосиф.
В рыцарском зале тем временем снова зазвучало пение хора, просьбы которого я присваивал себе: